Кэтрин Куртц - Милость Келсона

Ну, по крайней мере физически он был к этому готов. Король-мальчик уже исчез. Постоянные воинские упражнения, подготовка к грядущей кампании укрепили и закалили мальчишеские мускулы, к тому же за зиму он вытянулся почти на ладонь, а еще недавно по-детски пухлое лицо приобрело новые, сухие и заостренные черты. Сейчас он был ростом почти с Моргана, и с некоторых пор уже начал бриться почти каждый день, чтобы выглядеть так аккуратно, как того требовал Морган.

Но в то время как Морган подстригал свои светлые волосы очень коротко, чтобы не тратить на них внимания во время походов, Келсон за два последних мирных года позволил своим отрасти, — «как какой-нибудь приграничник», со смехом заметил Дугал при первой встрече с королем предыдущей осенью. Приграничники по традиции заплетали волосы в косу у самой шеи, и перевязывали лентами цветов своего клана; никто и не помнил, откуда пошел такой обычай.

По капризу судьбы эти несколько месяцев мира, позволившие Келсону отрастить его черные волосы и заплести их в аккуратную косу, подобную той, какими щеголяли Дугал и его клан, принесли кое-какой политический капитал; король как бы подчеркнул тем самым свою связь с Дугалом и кланом, обеспечив себе их твердую поддержку. И лишь обнаружив такой интересный политический результат, Келсон решил, что подобная прическа весьма практична, поскольку с ней удобнее носить шлем с забралом или римский шлем, который предпочитало большинство закаленных воинов.

А вслед за тем многие молодые мужчины и юноши тоже начали отращивать косу пограничников, как их король, хотя пуритане из долин и наиболее консервативные секты по-прежнему считали, что короткая стрижка — признак элегантности и цивилизованности. Конал принадлежал как раз к таким пуристам и носил соответствующую прическу, хотя оба его младших брата щеголяли короткими пограничными косичками, перевязанными лентами цвета Халдейнов — алыми; может быть, эти косы выглядели и не так внушительно, как медная коса Дугала, но они несли в себе пылкий восторг перед их царственным кузеном и его лихим молочным братом, который не жалел времени на то, чтобы учить их стрельбе из лука, и не смеялся, когда их стрелы проносились мимо цели.

Шум аплодисментов и женский смех, донесшиеся с другой стороны двора, заставили Моргана снова посмотреть на Дугала, который как раз всадил стрелу почти точно в центр мишени. Молодой лорд-пограничник опустил лук и оперся на него как на посох, молча наблюдая за тем, как его противник Конал аккуратно натягивает тетиву; его стрела вонзилась в мишень рядом со стрелой Дугала, но ничуть не ближе к центру.

— Неплохо стреляет, а? — буркнул Келсон, кивая в сторону своего старшего кузена.

Когда братья Конала, тринадцати и восьми лет от роду, вышли вперед, чтобы сделать свои выстрелы, и Дугал стал что-то пояснять мальчикам, Конал отошел назад от линии, с которой велась стрельба, и мрачно уставился на своего главного соперника.

— Да, он довольно искусен, — согласился Морган. — Возможно, настанет и такой день, когда он достигнет полного совершенства. Хотел бы я знать, от кого он унаследовал свой нрав. Уж точно не от Нигеля.

Келсон улыбнулся и покачал головой, машинально глянув через двор, туда, где его дядя, отец Конала, работал с двумя своими пажами, — эти парнишки, находившиеся под его опекой, были слишком молоды, чтобы участвовать в предстоящей кампании. Старый боевой жеребец, уже непригодный для войны, терпеливо ходил по кругу, меся грязь копытами; один из мальчишек сидел верхом на спине коня, позади тяжелого боевого седла, а второй паж пытался устоять на спине мерно шагающего животного. Нигель шагал рядом и выкрикивал указания. Джэтем, личный оруженосец Келсона, вел коня в поводу.

— Смотри-ка… — пробормотал себе под нос Келсон, когда воспитанник Нигеля покачнулся и полетел вниз головой в размятую конскими копытами грязь, — однако рука Нигеля перехватила его на полпути, поймав за пояс, — и паж был водружен на прежнее место.

Они не могли слышать, что именно Нигель сказал парнишке, однако его слова заставили юное лицо залиться алой краской. Почти в то же мгновение мальчик выпрямился, преодолев дрожь, и уже более уверенно стоял на спине коня, приноравливаясь к его шагу. Подбодренный возгласом товарища, сидевшего позади, он даже усмехнулся, когда Нигель кивнул и отошел подальше от коня.

— Боже, как я рад, что у меня есть Нигель, — прошептал Келсон, вслед за Морганом восхищаясь Железным Герцогом Гвиннеда. — Наверное, короли, уходя на войну, никогда не знают, как справятся с делом их наследники, если сами они не вернутся, — но можно не сомневаться, что если на моем месте останется Нигель, Гвиннед очутиться в надежных руках.

Морган внимательно посмотрел на него.

— Надеюсь, тебя не мучают дурные предчувствия?

— Нет, ничего подобного.

Морган приподнял одну бровь, раздраженный таким ответом, но промолчал, отметив лишь, что король начал вертеть кольцо, надетое на мизинец его левой руки. Это кольцо совсем недолго носила невеста Келсона, ныне спавшая вечным сном в гробнице под Ремутским кафедральным собором; кольцо изображало собой ленту, обвившуюся вокруг пластинки, на которой был выгравирован крошечный лев Халдейнов. Глазами льву служили маленькие рубины. Король носил это кольцо со дня похорон девушки. И с того же дня, поскольку дворцовый протокол не запрещал этого, он ходил в черном. И сегодня он был одет так же.

Морган не знал, насколько внешние знаки траура отражают подлинную глубину печали Келсона. Келсон сказал ему, что траур служит всего лишь напоминанием о данной им клятве — предать правосудию мятежников Меары, но Морган гадал, нет ли тут и скрытого смысла… хотя он, конечно, никогда и не помышлял о том, чтобы совать нос в чужие дела. Вынужденный из государственных соображений вступить в брак с девушкой, которая с детства впитала ненависть к самому его имени, Келсон позволил себе утешиться фантазией, что он влюбился в Сидану, а она — в него. К тому времени, когда они произносили перед высоким алтарем свои клятвы, он уже почти убедил себя в том, что это правда… или, по крайней мере, должно быть правдой.

Ее ужасная смерть, случившаяся до того, как фантазии прошли проверку реальностью, оставила молодого короля тонущим в океане неудовлетворенных юношеских страстей и разбитых идеалов.

Но роль страдающего и оскорбленного вдовца дала ему время разобраться во всем до того, как обстоятельства стали требовать от него пуститься в новое плавание по морю супружества. И он, и Морган отлично знали, что ему придется жениться вновь, и довольно скоро. И так же, как в прошлый раз, соображения династической выгоды будут стоять впереди желаний сердца.