Кэтрин Куртц - Милость Келсона

— Но я и сам ничего не знал! — запротестовал Арилан. — И видит бог, я не понимаю… но тут, конечно, такие возможности… Милостивый боже, вы не думаете, что и он тоже может быть Целителем, а?

Этого предположения оказалось достаточно, чтобы на несколько следующих минут ввергнуть Совет в громкие оживленные дебаты.

Тирцель Кларонский лишь хохотал и тряс головой, колотя ладонями по подлокотникам кресла.

— Ох, ну и чудеса! У мошенника Дерини — мошенник сын, незаконнорожденный!

— Тирцель! — рявкнула Вивьен, уставившись на самого молодого члена Совета Дерини.

Но к наиболее важной теме вернула их Софиана; Софиана, увидевшая то, чего не увидели другие, слишком занятые размышлениями над новым известием.

— А как насчет Келсона? — мягко спросила она, обводя всех взглядом ярких глаз. — Разве нам не следует обсудить то, что он сделал?

Все умолкли.

— Я не в первый раз связываюсь со своим агентом за время этой военной кампании, — пояснила Софиана. — И, если я не ошибаюсь, несколько недель назад не кто иной как леди Вивьен утверждала, что Келсону необходимо научиться быть более безжалостным?

— Да, я это говорила, — согласилась старая Вивьен, с вызовом глядя на Софиану. — И по-прежнему так думаю.

— Я и не утверждаю, что я против этого, — сказала Софиана, загадочно улыбаясь. — Однако я хочу обратить ваше внимание на то, что король к настоящему моменту совершил множество поступков, говорящих о его зрелости, ответственности и, да, о безжалостности, достойной королевского сана. Он уничтожил своих врагов на Ллиндрутском поле, как это и требовалось от него. Он судил принца Ллюэла, приговорил его к смерти и казнил его, хотя вполне мог оставить его безнаказанным, несмотря на все преступления, и никто не сказал бы ни слова против. Он казнил принца Итела и Брайса Трурилла, также после суда, а также казнил каждого десятого из его офицеров. — Она снова глубоко вздохнула. — А теперь он еще и уничтожил Сикарда Меарского, как вы и сами видели, — вместо того, чтобы тратить чужие жизни и время ради суда над человеком, который и без того погубил уже слишком многих. Это был весьма логичный поступок, и один из тех, которыми я в особенности восхищаюсь, — но это совсем не похоже на милосердие короля-ребенка. Поэтому я утверждаю, что Келсон Халдейн стал теперь достаточно безжалостным, даже по нашим меркам.

Однако следующее утро потребовало от Келсона еще большей безжалостности, — когда он и Кардиель направились к шатру, в котором содержались под охраной пленные Борис и Горони. Отлично вооруженная стража, состоявшая из копьеносцев Халдейна, окружала этот шатер, и Кьярд О'Руан, преданный слуга и помощник Дугала, встретил их у входа; он оглянулся назад, внутрь шатра, а потом сдвинул вместе полотнища, прикрывавшие вход, и стоял так, придерживая их руками у себя за спиной и глядя на приближавшихся.

— Доброе утро, Кьярд! — буркнул Келсон, когда помощник вождя не столько поклонился ему, сколько сделал вид, что кланяется. — Ночь была тихой, насколько я понимаю?

— Да, сир, стало тихо, как в могиле, когда мы наконец угомонили этого сумасшедшего Лориса и заставили его прикусить язык, — ответил старый Кьярд. — Он все ругался, не переставая, так что нам пришлось сунуть ему в рот кляп… пусть подумает хорошенько о безвременной кончине старого Мак-Ардри. Как так лорд Дугал себя чувствует, и его… э-э… его отец?

— А, и ты уже слышал об этом, — сказал Келсон. — Они оба в порядке. Ты лучше вот что скажи-ка мне, Кьярд, — тебя это очень беспокоит? Ну, что Дугал оказался сыном Дункана, а не Каулая?

Кьярд с упрямым видом встряхнул седой головой.

— Я не могу рассуждать о делах клана, сир, но молодой Дугал — мой вождь, и будет моим вождем, пока он жив, пусть он там хоть сын Каулая, хоть внук. У нас в пограничных землях — выборные наследники. Дугал был избран следующим вождем, и он будет вождем, даже если он по крови вообще никакого отношения к Каулаю не имеет. А уж что касается титула герцога Кассана — ну, не знаю, можно ли и его вот так унаследовать. Тут, пожалуй, потребуются какие-то другие доказательства законности рождения, одним словом в этом деле не обойдешься. А сын епископа…

— Но, Кьярд, Дункан не был епископом, когда родился Дугал, — сказал Кардиель. — Он и священником-то еще не был. Но ты прав в том, что понадобится нечто большее, чем просто его слово, для утверждения законных прав Дугала на наследование. Может быть, удастся найти доказательства методами Дерини.

— Да, тут, конечно, могут возникнуть сложности, — согласился Кьярд, явно приведенный в замешательство идеей использования магии Дерини, которой он побаивался, как и все пограничники. — Но даже если вы уверены в том, что он говорит правду, — а я-то в это уж точно верю, — все-таки надо будет и других убедить. Вам придется отыскать беспристрастных свидетелей, сир. Я не знаю, конечно, каких других Дерини вы можете привлечь к этому делу, но только если они считаются вашими друзьями, — их нельзя будет выставить как надежных свидетелей, вот как. Так что не завидую я вам.

— Я и сам себе не завидую, — сказал Келсон. — Но я что-нибудь придумаю. — Он вздохнул. — Наверное, я должен сейчас посмотреть на наших пленников.

— Да, сир. Только вам следует кое-что узнать, прежде чем вы туда войдете. — Кьярд сунул руку за пазуху и извлек из какого-то тайного внутреннего кармана своей куртки свернутый плотный головной платок. Развернув его, он показал королю два тяжелых золотых перстня с аметистами. — Я забрал это вчера у Лориса. Но с ними что-то странное… Я бы сказал, что это епископские кольца, ведь так, архиепископ? — добавил он, мельком взглядывая на Кардиеля. — Но… ух, ну вы же знаете, что у приграничного народа случается иногда второе зрение… ну и…

— И это довольно сильное зрение, — пробормотал Келсон. — Дугал мне рассказывал. Продолжай. Ни к чему это объяснять.

— Ну, так вот… мы подумали, что вам покажется странным, если я скажу, что касался этих колец голыми руками, не будучи уверен, что хорошо защищен.

Брови Келсона в удивлении взлетели вверх.

— Ты знаешь о защитах?

— Ох, ну конечно, парень. Разве Дугал вам не говорил?

— Нет.

— А это старый обычай пограничников. Расспросите его как-нибудь… Я не могу утверждать, что это то же самое, что ваша защита Дерини, но она работает так же. В любом случае, поосторожнее с этими колечками. Я не ошибаюсь, одно из них принадлежит епископу Дункану?

Кардиель взял толстый лоскут, на котором лежали перстни, и кивнул.

— Да, а прежде его носил Генри Истелин.