Кэтрин Куртц - Сын епископа

— Поклянись также, что не попытаешься бежать, — потребовал Лорис. — Дай мне слово чести и получишь все, что подобает твоему званию.

— Клянусь, — пролепетал Дугал, с силой выдавив это слово из глубины души и подняв испуганные глаза на архиепископа-бунтовщика.

— Повтори каждое слово клятвы, — настаивал Лорис.

Дугала чуть не вывернуло, но ему ничего не оставалось, кроме как повиноваться.

— Даю слово чести, что не попытаюсь бежать, — твердо проговорил он.

— И что никак и ничем не сорву церемонию, — подсказал Лорис.

— И что никак и ничем не сорву церемонию, — повторил Дугал.

— Да поможет мне Бог…

— Да поможет мне Бог.

— И пусть душа моя горит в аду, если я не сдержу эту торжественную клятву! Говори! — не унимался Лорис.

Весь похолодев, Дугал поднял полные искреннего страха глаза на Кэйтрин в немой мольбе, но она лишь улыбнулась и кивнула.

— И… и пусть душа моя горит в аду, если я не сдержу эту торжественную клятву, — и он едва не задохнулся.

— Теперь целуй крест, — произнес Лорис, ослабляя чудовищную хватку.

Дугал слепо повиновался, добавил горячую молитву, чтобы Господь простил ему ложную клятву. Когда он встал, он дрожал от изнурения, которого стоило ему свершившееся, но Кэйтрин выглядела довольной, и даже Лорис казался удовлетворенным. Лицо Истелина не выразило ничего, когда он вновь надел крест себе на шею, с вызовом встретив взгляд архиепископа — и тут Самозванка обратила на него самое пристальное внимание.

— А как насчет вас, епископ? — вкрадчиво спросила Кэйтрин. — Я не настолько наивна, чтобы думать, будто вашу верность можно заполучить столь же легко, сколь и верность нашего племянника, но вы будете присутствовать завтра на посвящении Джедаила. А явитесь ли вы на нее с почестями, подобающими вашему сану, решать вам.

Истелин наклонил голову.

— Я не стану ни в чем таком участвовать, сударыня. Я не признаю полномочий этого человека, бегство которого, очевидно, устроили вы. И глупо с вашей стороны думать, будто король бездельничает, пока вы узурпируете власть в его землях.

— Меара моя, а не Келсона, — ответила Кэйтрин.

— Меара — часть Гвиннеда и была законно присоединена к нему несколько поколений назад, — упрямо промолвил Истелин. — Если вы заодно с этим низложенным служителем церкви, тогда вы все — изменники.

— История рассудит, что есть измена, — парировал Лорис, — точно так же, как она рассудит, было ли мудрым ваше решение. У вас ночь, чтобы как следует подумать. Но завтра вы станете свидетелем посвящения отца Джедаила, даже если вас придется приволочь туда полуживого и привязать к вашему престолу. Не совершите ошибки, сочтя это пустой угрозой. Это вполне можно устроить.

— Итак, законность того, что вы творите, все же имеет значение, не так ли, Лорис? — Истелин перевел взгляд на Кэйтрин. — Сударыня, я прошу вас основательней обдумать ваши действия. Еще не слишком поздно отказаться от того, что вы затеяли, и молить короля о прощении. Лорис бежал из монастыря и ответит за это, но вы пока не совершили тяжких преступлений, так остановитесь.

Разъярившись, Лорис взметнул руку, чтобы ударить его, но Сикард, по мгновенному знаку жены, удержал его.

— Мы благоразумно последуем вашему совету, епископ, — ласково промурлыкала Кэйтрин, — а вы, надеюсь, последуете нашему. Архиепископ Лорис, нам нужно кое-что обсудить наедине. — Она взглянула на молчаливого, стоящего с расширенными глазами Дугала, в то время как Сикард двинулся к открытой двери. — Племянник, если ты ценишь жизнь этого глупого священника, ты хорошо поступишь, попробовав убедить его в ошибочности такого решения. Вечером ты будешь обедать с нами и сообщишь, что тебе удалось.

Она повернулась и скользнула в открытую дверь за мужем, изумленный Дугал едва успел отдать поспешный поклон. Лорис бросил на Истелина ядовитый взгляд, несколько задержался на нем, затем более сдержанно оглядел Дугала и скрылся. Дугал испустил долгий негромкий вздох, как только снаружи отгремели засовы, и с горечью взглянул на потрясенного Истелина.

— Так вот какова моя тетя Кэйтрин, — пробормотал он.

Истелин обжег его взглядом, полным страстного отвращения, и отвернулся, затем вслепую зашагал к молитвенной скамеечке и рухнул на нее коленями, уткнувшись лицом в сложенные руки. Миг спустя Дугал последовал за ним и неловко преклонил колена на голом камне рядом.

— Прошу вас, не гневайтесь на меня, ваше преосвященство, — прошептал он, желая, чтобы епископ поднял голову. — Неужели вы думаете, что я действительно сделаю хоть что-то, что помогло бы Лорису?

Шепот Истелина едва ли был слышен сквозь его руки.

— Ты дал клятву, Дугал. Страшную клятву. Неужели ты собираешься ее преступить?

— Я… Мне не приходилось выбирать.

Истелин холодно поглядел на него.

— Ты мог выбирать. Ты мог поступить, как я. А ты дал ему свое слово!

Дугал болезненно проглотил комок. У него опять заболели ребра, так заколотилось о них сердце.

— Я дал свое слово королю, — промолвил он. — И если даже это будет стоить мне спасения души, я сдержу слово, данное ему. — Он тщательно сложил руки, переплетя пальцы, и с силой придавил их к подбородку. — Но я не смогу бежать и предупредить его, если меня будут слишком бдительно охранять, — очень тихо продолжал он. — Возможно, я все равно не смогу бежать, но надо хотя бы попытаться. А если так, то ради него мне нужна хоть какая-то надежда на успех.

— Даже ценой нарушения священной клятвы? — спросил Истелин.

— Любой ценой, — прошептал Дугал.

Он не смог убедить Истелина, что самое мудрое — это прикинуться, будто они согласны помогать мятежникам. Он пытался сделать это, пока не явился слуга, чтобы вести его на обед, но епископ стоял на своем: даже прикидываться послушным столь же гибельно, сколь и по-настоящему сдаться врагу. И никаких разговоров.

— Но они намерены доставить вас туда, ваше преосвященство… И чего доброго, если даже им придется водрузить на престол ваш труп! — сказал, наконец, мальчик. — Вы ничем не поможете королю, если станете трупом.

— Возможно. Но я умру, зная, что был верен моему долгу и Господу. Лорис не получит удовлетворения.

Дугал думал над словами Истелина, пока шел за слугой в большой епископский зал, и ощущал неслыханную тяжесть, навалившуюся на душу, но сделал все возможное, чтобы яснее соображать, как только сел за стол. Его поместили на дальний конец главного стола, где воины обслуживали его, а заодно и наблюдали за ним, и он знал, что с него не спускают глаз и многие другие.

Все больше осознавая, какую опасную игру он затеял, мальчик вел себя тихо и старался неизменно таращить глаза и благоговеть в присутствии Меарского Двора.