Кэтрин Куртц - Сын епископа

Огонь и лед, золотое и лиловое — тайные помыслы кузнеца, который придал форму кольцу и вправил в него камень, предназначив свое изделие для священной цели. Его сработали именно для Истелина, и никто другой его до сих пор не носил. Ожило воспоминание, как его освящали водой и фимиамом при возведении Истелина в епископы, слова благословения, произнесенные над ним, когда оно лежало на серебряном подносе: священный обряд связал его с саном слуги служителей, призвав самого служителя к служению верховному Владыке. И служитель не опозорил кольцо за все годы, что оно оказывало милость его руке.

Губы великих и малых касались его, приветствуя, большинство — с подобающим уважением, некоторые с небрежением, и немногие — с двуличием в сердце своем; но сам человек оставался верен верховному Владыке и не забывал о своем предназначении. Лишь в конце открыто было выказано презрение к слуге служителей. Открытый человеческий страх, смирение — и затем отзвук резкой жгучей боли, когда, вспыхнув, мелькнуло лезвие и разъединило кольцо и обладателя…

Даже хотя Морган был к этому готов, он стал хватать воздух ртом от потрясения, крепко держа Дункана, когда тот задрожал, еще более отчетливо прочтя последнее воспоминание, и негромко вскрикнул от чужой боли.

Но затем, весь дрожа, Дункан стал уходить еще глубже в транс, ибо кольцо еще не поведало всего, и Морган, поколебавшись, последовал за кузеном, вбирая еще более древние образы самого золота, предшествовавшие созданию кольца. Нечто таилось в нем с самого начала, когда пламя впервые очистило девственные самородки — ощущение неземного сияния и нетелесного тепла. Руки, совершающие обряд, подняли его к Высшей Славе — две пары рук; одни — обычного священника, другие — являли собой нечто большее. На миг явилось нечто давно знакомое — а затем ничего.

Морган резко вырвался из транса в обычное состояние, как только пропала связь, и зашатался, ибо Дункан обмяк на мгновение мертвым грузом в его руках. Но, прежде чем он что-либо предпринял, Дункан шевельнулся и обрел почву под ногами, помогая себе успокоиться слабой улыбкой и взмахом руки с кольцом.

— Что такое… — начал Морган.

Дункан покачал головой и улыбнулся более уверенно, опершись о край алтаря и стягивая кольцо с пальца, чтобы благоговейно положить его рядом с ящичком.

— Вот и скажи мне — что… — прошептал он, бегло взглянув на Моргана. — Полагаю, воспоминания, как его изготовили для Истелина, ты уловил?

Морган кивнул.

— И как он его утратил, тоже.

— Думаю, это наименее важно из того, что мы видели, — Дункан вновь воззрился на кольцо, продолжительно и с почтением. — А как насчет того, что было до того, как оно стало кольцом?

— Расплавили нечто иное, чтобы его сделать, — заметил Морган. — Ты знаешь, что это было?

Дункан задумчиво кивнул.

— Думаю, что-нибудь из алтарных принадлежностей: потир или дискос. — Он дрогнул. — Не уверен, хочется ли мне произнести вслух, о ком я подумал, как о владельце.

— Ну, если не ты, то я произнесу, — сдержанно отозвался Морган. — Я уловил две различных и определенных сущности. Один — простой священник, но другой… Да кто это мог быть, если не Святой Камбер?

Дункан кивнул, опершись ладонями о края алтаря, и снова опустил взгляд на кольцо.

— Однако на этот раз было не явление, просто воспоминание. — Его лицо озарила улыбка. — Но это может быть единственной истинной реликвией Святого Камбера, которой мы располагаем — то, чего он действительно касался. Хотелось бы знать, что это было.

— Ну, если кольцо Истелина действительно выковали из чего-то, стоявшего на алтаре, это, наверное, удастся проследить, — сказал Морган. — Говорят, сын Камбера был священником. Возможно, потир или дискос принадлежали ему. Возможно, это передал ему Камбер — как дар при рукоположении или чем-то таком. В любом случае, не столь уж невозможно выяснить, где было добыто золото для кольца.

— Пожалуй, — и Дункан вновь улыбнулся. — Кстати, не говорил ли я тебе, что Келсон жаждет восстановить культ Святого Камбера?

— Да? Он никогда мне об этом не упоминал.

— Мне тоже. Просто я случайно подслушал. Возможно, идея лишь начала складываться в его голове. Он говорил об этом Дугалу, когда я наткнулся на них в соборе, как раз перед тем, как ты нас нашел. А у Дугала… Да, об этом тебе Келсон сказал?

— О его щитах? О, да. Я был в контакте с ним, когда Дугал прервал нашу связь с Келсоном — в ту ночь, когда тебя чуть не убили. Не выдалось времени получше разобраться в этом с тех пор, как мы вернулись.

— Ну, а я уже подступился к нему, хотя лишь коротко, — сказал Дункан. — Как ни странно, он не шарахнулся от моих прощупываний, хотя Келсону по-прежнему не дает подступиться. Но и я не смог прорваться. Понятия не имею, откуда у него такие щиты. К несчастью, Келсон попытался подключиться ко мне после первых нескольких секунд — с поистине сокрушительным итогом для бедного Дугала. Если у тебя сложилось впечатление, что он пытается избегать нас последние два дня — дело, несомненно, в этом.

Морган кивнул.

— Не могу сказать, что осуждаю его. Хотя, нынче же вечером попытаюсь поговорить об этом с Келсоном. Подозреваю, ты будешь слишком занят в несколько ближайших дней, чтобы уделить этому много внимания.

— Если это важно, как-нибудь выкроим время. — Улыбаясь, Дункан подхватил кольцо и взвесил его на ладони. — А пока что, я вспомнил, что у меня встреча кое с кем из епископов, а у тебя, думаю, с королем.

— Когда мы в следующий раз увидимся, ты будешь епископом, — усмехнулся Морган, — а я, с другой стороны, королем никогда не буду. — И, непринужденно улыбаясь, взял правую руку Дункана и упал на одно колено. — Все-таки мне хотелось бы первым поприветствовать тебя как епископа, даже если пока еще слишком рано. Мы повторим это, как положено, чуть позднее, ваше преосвященство.

Невзирая на отчаянные протесты улыбающегося Дункана, он поцеловал руку будущего епископа и удалился, чтобы присоединиться к свите короля для поездки в собор. Встреча с Дунканом дала ему немало поводов к размышлению.

Как и три дня назад, место Моргана было по правую руку от Келсона, когда они чуть погодя преклонили колена в соборе, в том же самом ряду, который они занимали во время отлучения Лориса, хотя немного поближе к алтарю, и Морган оказался с краю.

Нигель, его жена и три сына стояли в этот раз на коленях позади них, но Дугал — опять слева от Келсона. Прочие королевские домочадцы занимали скамьи дальше к западу и северу, вместе с теми из сановников, для которых нашлось место.

Минута шла за минутой, собор наполнялся, а Морган тем временем молился за человека, которому предстояло посвящение, и ждали великие труды, прося милосердия и руководства как для Дункана, так и для себя в грядущие времена. За стойким и неугасимым пламенем, полным силы и самообладания, которым был Келсон слева от него, он ощущал глухо затемненное присутствие Дугала. Когда в собор вступила процессия, и все они встали, Морган решил непременно поговорить с Келсоном о его друге до конца дня.