Тэд Уильямс - Скала прощания

— У Сеомана на сегодня другие игры. — В дверях стоял Джирики, одетый в церемониальное платье — богато вышитое одеяние, в котором переплетались различные оттенки желтого и синего. На нем были мягкие серые сапоги, у пояса меч Индрейу в таких же серых ножнах, три длинных пера серой цапли вплетены в его локоны. — Он получил вызов.

Адиту тщательно расставила фигуры на доске.

— Придется мне играть одной, если, конечно, ты не останешься, Ивовая Ветвь. — Она взглянула на него из-под полуопущенных век.

Джирики покачал головой.

— Нет, сестричка, я должен сопровождать Сеомана.

— Куда я иду? — спросил Саймон. — Кто меня вызывает?

— Праматерь, — Джирики поднял руку и сделал какой-то краткий торжественный знак. — Амерасу Рожденная на Борту хочет видеть тебя.

Пока он в молчании шел под звездами, Саймон думал обо всем, что он видел с того момента, как оставил Хейхолт. Подумать только, что когда-то он опасался, что так и умрет слугой в замке! Неужели ему так и придется все время посещать странные места и встречаться со странными людьми? Амерасу может помочь ему, но все равно он уже устал от всего необычного. К тому же, осознал он, содрогнувшись от панического страха, если Амерасу или кто-то другой не придет ему на выручку, прекрасные, но ограниченные просторы Джао э-Тинукай — это все, что ему предстоит видеть до конца дней своих.

Но самым странным, неожиданно подумал он, было то, что куда бы он ни шел, что бы он ни видел, он все равно оставался тем же Саймоном, может быть, меньшим простаком, но не сильно отличавшимся от кухонного мальчишки, который жил в Хейхолте. Те давние мирные дни, казалось, ушли безвозвратно, исчезли безнадежно, но Саймон, их проживший, все еще очень зримо присутствует на земле. Моргенс велел ему соорудить себе дом в своей голове, и тогда никто не сможет его отнять. Может быть, старый доктор это и имел в виду? Оставаться самим собой, независимо от того, где находишься, от того безумия, что творится вокруг? Но что-то здесь все-таки не так.

— Не стану обременять тебя наставлениями, — сказал неожиданно Джирики, испугав его. — Существует специальный ритуал, который следует выполнять перед посещением Праматери, но тебе он неизвестен, да ты и не смог бы его выполнить целиком, если бы я тебе о нем рассказал. Поэтому, я думаю, не стоит и беспокоиться. Мне кажется, что Амерасу хочет видеть тебя ради тебя самого, а не для того, чтобы выслушать, как ты исполняешь Шесть Песен Почтительной Просьбы.

— Шесть чего?

— Это неважно. Запомни одно: хотя Праматерь того же рода, что и мы с Адиту, мы оба — Дети Последних Дней. Амерасу Рожденная на Борту была в числе первых говорящих существ, которые ступили на территорию Светлого Арда. Я не собираюсь тебя пугать, — добавил он поспешно, увидев встревоженное выражение освещенного луной лица Саймона — но только хочу предупредить, что она отличается даже от моих родителей.

Они снова погрузились в молчание, пока Саймон обдумывал сказанное. Неужели эта красивая женщина с печальным лицом, которую он тогда видел, — действительно одно из старейших живых существ на свете? Он не сомневался в правдивости Джирики, но даже в самом буйном воображении не мог представить себе того, о чем услышал.

Извилистая тропинка привела их к каменному мосту. За рекой они оказались в более густо поросшей лесом местности. Саймон пытался запомнить тропинки, по которым они шли, но заметил, что память не держит их, как невозможно удержать бесплотный свет звезды. Он запомнил лишь, что они перешли через несколько потоков, каждый из которых звучал более мелодично, чем предыдущий, пока, наконец, не вошли в ту часть леса, что показалась совсем тихой. Среди этих суковатых деревьев даже песни цикад звучали приглушенно. Ветви качались, но ветер был безмолвен.

Когда они наконец-то остановились, Саймон с удивлением понял, что они стоят перед гигантским, затянутым паутиной деревом, которое он обнаружил при первой попытке бегства. Бледный свет проникал через путаницу шелковых нитей, словно на огромное дерево был накинут светящийся плащ.

— Я уже был здесь, — медленно проговорил Саймон. От теплого неподвижного воздуха ему захотелось спать, и в то же время он почувствовал оживление.

Принц взглянул на него, но ничего не сказал, просто повел его к дубу. Джирики положил руку на поросшую мхом дверь, так глубоко ушедшую в кору, что, казалось, дерево выросло вокруг нее.

— У нас есть разрешение, — сказал он тихо. Дверь бесшумно отворилась внутрь.

За дверью было невероятное: узкий вестибюль тянулся перед ними, так же опутанный шелками, как дерево снаружи. Крошечные огоньки, не больше светлячков, горели среди спутанных нитей, наполняя коридор своим трепетным светом. Саймон, который мог с чистой совестью поклясться на святом древе, что за этим дубом ничего не было, кроме других деревьев, не мог понять, откуда взялся этот бесконечный коридор. Он шагнул назад к дверям, чтобы понять, как этот возможно и не идут ли они под землю, но Джирики взял его за локоть и мягко заставил снова перешагнуть порог. Дверь за ними захлопнулась.

Их со всех сторон окружали огоньки и шелковая паутина, как будто они двигались среди облаков и звезд. Странная сонливость все еще не покидала Саймона: все детали были четкими и ясными, но он не имел представления, сколько времени они продвигались по сверкающему коридору. Наконец они пришли к более открытому пространству — покою, который был полон запаха кедра и цветущей сливы, а также других трудно определимых ароматов. Крошечные мерцающие огоньки не были здесь так многочисленным, и комната была полна длинных дрожащих теней. Время от времени стены поскрипывали, как будто Саймон и Джирики стояли в трюме корабля или в дупле дерева, размеры которого были невероятны. Он услыхал как бы звук падающей воды, словно последние капли прошедшей грозы стекали с ветвей в лужу. Неясные силуэты обрамляли стены, они были подобно человеческим фигурам — возможно, статуи, потому что были абсолютно неподвижны.

Саймон внимательно огляделся вокруг. Глаза его еще не привыкли к полумраку. Вдруг что-то коснулось его ноги. Он подскочил и вскрикнул, но тут же мигающие огоньки позволили ему рассмотреть, что это хвост, который мог принадлежать только кошке; она быстро исчезла в потемках возле стены.

Саймон затаил дыхание.

Каким бы странным ни было это место, решил он, в нем нет ничего страшного. Комната, погруженная в полумрак, была исполнена атмосферы тепла и спокойствия, чего он до сих пор не наблюдал нигде в Джао э-Тинукай. Юдит, пышнотелая хозяйка хейхолтской кухни, пожалуй, назвала бы ее уютной.

— Приветствую тебя в моем доме, — раздался голос из мрака. Огоньки разгорелись ярче вокруг одного на силуэтов, осветив беловолосую голову и спинку высокого кресла. — Подойди, дитя человеческое. Я тебя отсюда вижу, но сомневаюсь, чтобы ты мог видеть меня.