Олаф Бьорн Локнит - Мятеж четырех

– Что там? – лениво спросил он.

– Метет, – я забралась на свое место. Спать вроде не хотелось, поэтому я просто села поверх сложенных в несколько раз оленьих шкур, обхватив колени руками. – И завывает. Темвик сказал – снег будет идти целую ночь. Слушай, а вдруг нас засыплет?

– Значит, будем откапываться, – хмыкнул киммериец. – Ты что, никогда в Пограничье не бывала?

– Нет, – честно сказала я. – И в будущем постараюсь сюда без нужды не заглядывать. Холодно, нормальных людей раз, два – и обчелся, зубастые оборотни шастают… Пиво вечно прокисшее… Снега такие, что в них утонуть можно… Вот каждый раз, как с тобой свяжусь – начинаются сплошные неприятности.

– Так мы же последний раз когда встречались? – возмутился Конан и даже поднял голову. – Какие с тех пор у тебя могут быть неприятности?

– Смотря что считать за «встречались», – поправила я. Тоскливые завывания пурги нагнали на меня какую-то легкую грусть и я заговорила совсем не о том, о чем собиралась. – Знаешь, а я тебя видела. Недавно, года три назад.

– Где это? – удивленно спросил варвар.

– Я была в Зингаре… По своим делам, – я задумалась, вспоминая. Это случилось в начале лета, и моя память сохранила блеск морской глади, острые запахи разогревающейся на солнце смолы и свежей рыбы. – Кто-то мне сболтнул, будто ты в Кордаве, на службе у Фердруго. И я вдруг решила – наведаюсь в столицу, отыщу тебя. Просто захотелось. Я приехала и отправилась в гавань. Там оказалось такое скопление кораблей и людей, что я представления не имела, где в этой кутерьме можешь быть ты. Тогда я заглянула в первую подвернувшуюся таверну, чтобы порасспросить тамошних посетителей. И тут…

– Что? – Конан приподнялся на локте, с интересом ожидая продолжения моего рассказа.

– И тут я увидела тебя, – я грустно хмыкнула. – Вернее, вас было четверо. Вы шли по набережной. Ты. Потом высокий парень-северянин – длинные рыжие волосы, серые глаза, борода в косичку заплетена. Он носил на шее странное украшение – кажется, зуб какого-то животного. Третий – мужчина средних лет, зингариец, уже начинающий седеть и довольно грузный. У него были такие здоровенные усы, закрученные кончиками вверх. Маленькие черные глазки, очень умные и, как мне показалось, хитрые. Затем мальчишка-подросток. Тощий, лохматый, из тех, кого называют «сорвиголовами». Он замешкался, и вы остановились его подождать. Рыжий хотел дать ему подзатыльник, мальчишка увернулся и что-то сказал. Вы все рассмеялись. И ушли.

– Что же ты не подошла? – не понял киммериец.

– Зачем? – я пожала плечами. – Да, ты бы очень удивился. Возможно, даже вспомнил бы, кто я такая. Твои друзья были бы со мной вежливы, а потом принялись выспрашивать у тебя, что это за девица. Вы куда-то собирались – в трактир, в бордель или, может, в гости к королю – и я стала бы просто досадной помехой на пути. Такая встреча была против правил. Слишком просто и слишком… вульгарно, что ли? Поэтому я посмотрела, как вы уходите, и отправилась своей дорогой.

– Вечно ты создаешь себе трудности, – со смешком сказал Конан. – Ничего бы не случилось, если бы мы немного поболтали.

– Может быть, – согласилась я. – Но мне показалось, что время для нашей встречи еще не пришло. Потому я и не стала соваться вам на глаза. Как выясняется, я была совершенно права.

Палатка вздрогнула под ударом ветра, фонарик закачался, бросая на матерчатые стены наши прыгающие тени. Я подняла руку и остановила раскачивающийся огонек.

– А мне казалось, что ты не такая, – вдруг медленно и как-то задумчиво проговорил Конан. – Раньше ты была… резкая. Никогда никого не слушала. И всегда знала, чего добиваешься.

– Я и сейчас знаю, – удивилась я. – Просто я несколько изменилась. Семейная жизнь и все такое прочее…

По-моему, Конан так и не смог понять, как я умудрилась связать с кем-то свою жизнь. Да не просто с первым попавшимся, а с таким вечным молчальником и замкнутым человеком, как Мораддин. Я, честно признаться, этого тоже доселе не понимаю. Мораддин говорит, будто он меня убедил в необходимости подобного шага. Логически доказал, что в жизни надо все испытать. А я настолько растерялась, что согласилась. И не жалею.

Самое забавное, что пятнадцать лет назад я иногда всерьез задумывалась о том, как бы мне переупрямить Конана. Мы могли бы составить неплохую пару: я с моей сообразительностью и киммериец с его напористостью и умением находить выход из самой безнадежной ситуации. К счастью, я вовремя поняла, что ничего из этой затеи не выйдет. Уж слишком мы гордились своей независимостью… Впрочем, что не делается в мире – все к лучшему.

Воспоминания – чрезвычайно коварная вещь, напоминающая спутанный клубок из множества нитей. Дернешь за одну – наружу вылезает совершенно другая, к которой неизвестно почему прицепилась третья. Прошлое манило за собой, и я даже не обратила внимания, что меня окликают, придя в себя только от осторожного прикосновения к волосам. И расслышала чуть различимый звук падения деревянных шпилек, которыми я закалывала волосы в узел. Их было ровно шесть, этих маленьких, заостренных кусочков дерева, и сейчас они один за другим покидали отведенные им места. Не самостоятельно, разумеется – их вытаскивали. Освобожденные пряди с пугающей готовностью скользили вниз и завивались колечками.

У меня еще было несколько мгновений, чтобы сказать «Остановись» или выдумать подходящую отговорку, но я их безнадежно упустила. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть, махнуть на все рукой и предоставить событиям развиваться так, как им заблагорассудится. Я даже успела подумать – правы все-таки мои недоброжелатели, сравнивая меня с уличной кошкой. Кошка и есть – черная, с желтыми глазами и спрятанными до поры коготками. И, как это не печально, наделенная кошачьей любвеобильностью.

Потом думать стало некогда. Да и желания отвлекаться на посторонние размышления, честно говоря, не было. Краем уха я слышала завывания бурана и скрип раскачивающихся деревьев, но вскоре перестала их замечать.

…Проснулась я от холода. За ночь угольки в жаровне выгорели дотла. Фонарик под потолком тоже погас, но в щели между входным пологом и стенами проникало немного тусклого света.

Я дотянулась до скомканного шерстяного пледа и натянула его поверх уже наброшенных шкур. Стало немного теплее. Вставать не хотелось, так что я лежала и прислушивалась. Снаружи было тихо. Значит, как и предсказывал Темвик, метель к утру закончилась. Двускатная крыша нашей палатки заметно прогнулась внутрь – наверное, сверху навалило немалый слой снега. Приглушенно заржала лошадь, потом долетели перекликающиеся голоса, смешки, хруст ломающегося дерева – кто-то собирался разводить костер.