Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса

– Есть! – гаркнул Конан. – Гони за мной!

– Если оно в городе, то коней стоит оставить за пару кварталов до твоего укрытия, – услышал киммериец голос Мораддина. – Потом придется идти пешком. Нас могут найти по лошадям, больно уж они приметные… Видел гвардейское тавро на левой ноге, почти у хвоста?

“Ай да молодец, – с долей уважения подумал Конан. – Туго бы пришлось, будь я без него… А откуда он здесь взялся – дело десятое!..”

Увидев знакомые дома и зингарское знамя на одном из них, киммериец натянул поводья, едва не подняв лошадь на дыбы, заставил ее остановиться, спрыгнул на землю, и, кивнув своему неожиданному союзнику, предлагая сделать то же самое. Еще пара улиц – и должен показаться дом Стейны.

– Пошли! – варвар махнул рукой, и пружинистой походкой зашагал вверх по улице, не забывая посматривать по сторонам. В посольском квартале патрулей было значительно меньше, нежели вокруг домов городской знати и вельмож, но нарываться на очередные неприятности не хотелось.

– Подожди-ка, пожалуйста, – сказал Мораддин. – Сейчас отправлю лошадей в другую сторону, чтобы не навели на след, и пойдем.

– Это как? – заинтересовался киммериец, обернувшись. – Напугаешь?

– Наподобие, – буркнул полугном, и, прикрыв глаза, сложил ладони возле рта лодочкой, быстро что-то прошептав, а затем дунув в сторону взмыленных и тяжело дышащих лошадей. Те подняли головы, огляделись, а затем, к удивлению Конана, легкой рысью уверенно отправились в сторону, откуда только что прискакали.

– Магия? – настороженно спросил варвар.

– Да какая там магия! – отмахнулся Мораддин. – Так, умение от предков. Лошадки вернутся к хозяевам. Я много кем побывал за свою жизнь, но становится конокрадом не хочу. Не в наших это традициях…

– Ну-ну, – только и сказал киммериец. Интересно, “наши традиции” – это чьи? Гномьи, что ли? Конан помнил встреченного однажды гнома, именем Алвари – маленького рыжего негодяя, который был куда менее разборчив в средствах достижения цели. Впрочем, у подгорного народа много разных племен, и среди них встречаются свято чтящие законы, запрещающие брать то, что принадлежит другим, также часто, как подлецы, воры и прохвосты… Варвару отчаянно не терпелось расспросить Мораддина о его происхождении, но времени пока для этого не было. А в родстве его с бородатыми рудознатцами киммериец уже не сомневался – пусть и ростом повыше, да и человеческого в Мораддине много, но внешность и некоторые типичные гномьи повадки выдают.

Они двинулись по улице, мимо купеческих и посольских домов. По мнению Конана, уже давно перевалило за полночь, и, соответственно, во “Вратах Ста Удовольствий” сейчас самое веселье, даже несмотря на последние события в городе. Разве что военных да офицеров городской стражи поменьше, а то и совсем нет. Ну и отлично – не придется пробираться в дом будто ворам. Но все одно надо будет идти не через парадную дверь…

– Видишь? – киммериец указал пальцем на роскошное здание вдалеке с двумя вычурными красными лампами у входа. – Нам туда.

– Забавно, – чуть улыбнулся Мораддин. – Надежное убежище, говоришь? У тебя там что, друзья?

– Подруга, – уклончиво сказал Конан. Он не сомневался, что Стейна примет их обоих, но варвар хорошо и ясно представлял, в какие слова хозяйка “Врат” облечет вполне справедливое недовольство новым и опасным постояльцем.

– Именем эмира! Вы, двое – стоять! – голос прогремел из темного проулка, в котором скрывался наряд стражи. Оттуда им прекрасно была видна вся улица и каждый прохожий, а сами стражники оставались в тени, почти невидимые и незаметные. Мораддин, не раздумывая ни единого мгновения, повернулся и шагнул навстречу вышедшему из темноты офицеру, а Конан, недобро ощерясь, уже положил ладонь на рукоять скрытого под плащом кинжала.

– Кураб дазах, – видимо, эти слова Мораддина были одним из тайных паролей, потому что лицо десятника, за спиной которого маячили еще четверо вооруженных туранцев, недоуменно вытянулось. Сделав паузу, полугном чуть поклонился офицеру, и сказал:

– Мое имя… Сах-ад-Дин, капитан хэрда Аграпура, – он ткнул рукой в стоявшего рядом Конана, добавив, – этот человек со мной. У нас свободный проход через посты.

Десятник помолчал, оглядывая подозрительных субъектов, а потом медленно и тяжело произнес:

– Пароль изменен шесть дней назад. Капитан хэрда его величества не может не знать об этом… Говори правду, недомерок, кто ты такой и почему используешь чужое имя?

Офицер едва заметным движением руки дал понять своим, что задержаны необычные и вызывающие сомнения люди. Стражники, выступив из полумрака переулка и обнажив оружие, встали по сторонам, закрывая Конану и Мораддину путь к отступлению.

Киммериец еще раз убедился в незаменимости нового напарника. Собственно, пока Конан выхватывал меч из ножен за спиной, Мораддин голыми руками уложил двоих стражников, а с ними и офицера. Первый беззвучно отлетел к стене купеческого дома, пораженный молниеносным ударом под ребра справа, второго Мораддин завалил на землю в прыжке, попросту сломав ему шею доселе невиданным киммерийцем приемом – локоть полугнома ударил туранцу в левый угол нижней челюсти, а вторая его рука в этот же момент коснулась правого виска стражника, в результате чего голова неестественно вывернулась и послышался короткий, но ясно различимый хруст позвонков. Мигом позже подошва сапога бывшего гвардейца Илдиза соприкоснулась с физиономией десятника. Конан искренно удивился, увидев, как офицер падает на мостовую, прижав обе руки к глазнице, из которой хлынула кровь вперемешку с содержимым глазного яблока.

– Эти твои, – донесся до варвара голос Мораддина, но Конану указания совершенно не требовались. Остолбеневшие при виде мгновенной гибели командира солдаты были не в силах даже поднять саблю, не то что оказать киммерийцу достойное сопротивление. Его меч беззвучно мелькнул в воздухе, задев двух оставшихся стражей в самые уязвимые места на шее, и те, захлебываясь своей кровью, рухнули на плиты, коими была вымощена улица.

– Какая досада, что изменили пароль, – с искренним сожалением в голосе сказал Мораддин, мрачно оглядывая поле боя. – Если бы все оставалось как прежде, они ушли бы живыми…

Конан нагнулся над телом десятника, которое уже не подавало признаков жизни и, внимательно изучив в свете уличного фонаря странную рану на его лице, в недоумении повернулся к полугному.

– Слушай, а как это… Сапогом?

– Неужели никогда не видел? – изумился Мораддин, и выставил вперед правую ногу. – Посмотри на носок.

– Круто, – выдохнул киммериец, выпрямившись после внимательного осмотра необычной обуви своего спутника. Из подошвы мягкого сапога Мораддина выглядывало меньше чем на ноготь острие темной стальной иглы. А когда тот по особенному стукнул каблуком о камень, игла вдруг выскочила почти на ладонь вперед и тут же вновь исчезла.