Олаф Бьорн Локнит - Посланник мрака

Дорн продолжал рычать:

– В случае с государем нашим Тараском все законы соблюдены! Вся королевская семья погибла. По древним уложениями трон перешел к ближайшему родственнику-мужчине. Ольтена погребли в фамильной усыпальнице Эльсдорфов! Я сам был свидетелем, как жрецы Митры подтвердили – да, действительно, тело Ольтена. Только сам Ольтен сильно обгорел, потому был захоронен в крытой домовине, но все видели труп его прелестной супруги, принцессы Кариолы. Что, жрецам не веришь?

– Любого жреца можно купить, – ответствовал дядюшка. – Сунул мешочек, полный ауреев, и он тебе расскажет, как самого Эпимитриуса хоронил. И могилу покажет, которую ищут уже тысячу лет. Не верю, племянничек, не верю! В Ольтена – верю. Потому что живой он и самый настоящий. Кто еще должен наследовать трон по закону, кроме королевского сына?

– Пусть сперва докажет! – с надрывом завопил толстый барон Дорн. – Сколько раз бывало: один человек похож на другого, будто одна еловая иголка на другую! Вот скажи, почтенный граф Маэль, помнишь ли события в Аквилонии шесть лет назад? Когда обнаружился некий проходимец, как две капли воды похожий на нынешнего короля Конана?

– Было дело, – согласился я.

– И я о том говорю! – Дорн брякнул деревянной кружкой о доски столешницы. – Почему бы у нас в Немедии такому не случиться? Я, само собой, как дворянин, не одобряю, что на троне великой державе сидит дикарь и варвар, но если вам, аквилонцам, нравится ходить под ним – дело ваше. Но лучше бы вы в короли взяли Просперо Пуантенца. И высокороден, и умен…

От имени Просперо меня едва не вывернуло. Я поспешил вернуться к прежней теме разговора:

– Между прочим, уважаемый месьор Дорн, существует много надежных способов определить подлинность крови человека, называющего себя принцем Ольтеном. Люди, ранее знакомые с сыном Нимеда, могут соврать или ошибиться, однако не стоит забывать про магию. Магия не лжет.

– Магия-шмагия! – поморщился толстяк. – Магия-то не лжет, зато сами колдуны! Знавал я одного, другого подобного враля поискать. Золото из глины варил, продавал направо и налево. А по ближайшему рассмотрению оказывалось, что не золото это вовсе, а ртутная амальгама! Да любой маг соврет – недорого возьмет! Или дорого, что скорее всего.

– Но ведь можно найти незаинтересованного волшебника, – разумно возразил дядюшка барона Дорна. – Не немедийца. Например, придворный маг короля Пограничья – чем плох?

– Стигиец? – набычился Дорн. – Да как поганое змеиное отродье вообще пустили в приличное общество? Ему я поверю в последнюю очередь! И какое такое Пограничье? Где такая страна? Какой там король? Хвост в штанах прячет, подумать только! Да чтобы один из венцов Заката, пусть и худший, носил нелюдь? Мало нам диких киммерийцев на тронах? Вы еще на гуля корону нацепите! Или на вурдалака! Мир принадлежит нам, людям!..

И так далее, и тому подобное. Доев полусырого цыпленка и невкусные овощи, я почти перестал прислушиваться к спору двух благородных сородичей, убежденных в прямо противоположных друг другу истинах. Заказал еще одну кружку убойного пива, ибо решил сегодня напиться вдрызг, извинился, встал и вместе с кружкой, где плескалось две кварты темного густого, как мед, напитка, побрел в сторону площадки для дуэлей. Вызвать, кого-нибудь, что ли? Вон тот немедийский дворянин косо на меня посмотрел! А этот наступил на ногу!

– С-сударь! – меня взяли за плечо и развернули. Так, понятно. Пьянющий в дым провинциальный барон, да вдобавок бастард – красная перевязь на гербе. – М-можно попросить?..

– Попроси, – надувшись, ответил я. От бастарда несло, как от целой винной бочки.

– Не соблагогли… Не соблаволи… Короче, не соблагаго…

– Соблагоизволит, – любезно подсказал я.

– Верно! Я тебя вызываю!

– За что? – изумился я.

– За оскорбление моей дамы сердца, – очень отчетливо и раздельно, как умеют только исключительно пьяные люди, сообщил бастард с золотым лососем в синем гербовом щите. – Ты только что о ней плохо подумал!

– Соблагоизволю, – я поморщился. – Идем. Свидетели поединка нужны?

В моей изрядно затуманенной голове появилась идея кликнуть свидетелями пухлого барона Дорна и его дядюшку. Нечего сидеть и пиво жрать, когда люди сражаются за свою честь!

Поскольку вызвавший меня бастард довольно твердо держался на ногах, но не мог членораздельно выговорить и слова, представляться перед зингарским капитаном, следившим за порядком на дуэльном поле, пришлось мне.

– Маэль Монброн, гр… гра… э-э… из Аквилонии. Вызван на поединок за оскорбление дамской чести месьором… – я подтолкнул локтем заику. Тот встрепенулся и тщательно произнес:

– Н-незаконный сын барона Ш-шверина. К услугам.

– Прошу, – любезно кивнул зингарец, указывая нам на освободившуюся площадку, откуда утаскивали чей-то труп.

Я-то всегда считал, что нет ничего проще, чем рубиться на мечах с подвыпившим противником. Да ничего подобного! Пока ваш соперник не выдохнется, он гораздо более верток и ловок, чем человек более трезвый. Он даже умудрился задеть меня острием по колету, распоров рукав, но все-таки я потребил черного пива гораздо меньше (недопитая кружка пребывала на сохранении у бдительного зингарца) и после четвертого выпада я ранил супостата в бедро, он упал и тотчас признал свое поражение.

– Надеюсь, ты больше не полагаешь, что я плохо подумал о твоей, несомненно прекрасной даме сердца, – слегка заплетающимся языком сказал я поверженному бастарду, получил утвердительный ответ, поклонился (едва не упав), забрал верную кружку и поковылял обратно к столам. Если уж решил напиться, то намерение должно быть осуществлено в полной мере.

Клочок лавки возле толстого барона Дорна уже оказался занят – явился какой-то мелкий дворянчик из свиты королевы Тарамис. Дядюшка и племянник наперебой растолковывали новому слушателю, что Тараск имеет все права на престол Немедии, но такими же правами обладает и Ольтен. Юнец послушно кивал. Я обошел все столы, но свободного места не обнаружил. Ближе к вечеру число желающих покутить на «ничейной земле» безмерно возросло.

Наверное, сами боги направили меня к дверям приземистого дома из черных бревен, который, собственно, и являлся «Лошадью Сигизвульфа». Мне почему-то взбрело в голову, что, если господа благородные веселятся на улице, то внутри обязательно отыщется тихое местечко.

Дорогу внутрь перекрыли двое здоровенных деревенских парней, смотревших одновременно и нагловато, и почтительно.

– Прощения просим, ваша милость, – сказал один из них, – туда заходить дозволено либо по разрешению хозяина, либо за а-агроменные деньги.

– С-сколько? – брезгливо осведомился я, понимая, что обитатели Алгиза решили нажиться на приспешниках Ольтена и Тараска на две жизни вперед.