Олаф Бьорн Локнит - Талисман всадника

Будь я одна, я, возможно, опустила бы руки и сдалась. В конце концов, я только девчонка пятнадцати лет от роду, ничего не знающая и не умеющая. Но теперь нас двое. Я отвечаю за того, кто по воле случая стал этой безумной и долгой ночью моим компаньоном и напарником. Стисни зубы, Дана Эрде, забудь о прошлом, о сгоревшем доме и погибшей семье. Думай о сегодняшнем дне. Нам нужна еда, нужно золото и хорошее укрытие. Нам нужно узнать, что происходит в городе, и сообразить, как поступать дальше. Я также с удовольствием обзавелась парой выносливых лошадей и подорожной с разрешением выехать из столицы.

Но в первую очередь я не отказалась бы от только что вытащенной из печи булки. Можно даже без изюма и корицы. Интересно, сколько у нас монет на двоих? У моего приятеля, подозреваю, в карманах вообще ни единого медяка. Деньги ему никогда не требовались. У меня есть пригоршня золотых ауреев и драгоценности, которые в случае настоятельной необходимости можно рискнуть обратить в наличность. Сунемся к какому-нибудь ростовщику или меняле, продадим жемчужный кулон или колечко с изумрудом…

Спавший на ложе из пыльных мешков молодой человек внезапно рывком поднял голову, ошалело глядя по сторонам. Попытался вскочить, зацепился за отошедшую половицу и снова шлепнулся.

– Дана?! – приглушенный вопль отчаяния.

– Здесь, здесь, – проворчала я. – Не кричи.

– Где мы? – он послушно опустился обратно, пригладил ладонью встрепанные светлые волосы и вопросительно уставился на меня. Глаза у него были серо-синеватого цвета, взгляд отчаявшийся и вместе с тем упрямо-вызывающий. Некогда искусно сшитый наряд темно-зеленого и красного бархата всего за одну ночь превратился в живописные обноски, в которых уважающий себя нищий на улицу не выйдет. Вчера нам пришлось изрядно побегать, а также несколько раз сигануть с крыш, провалиться в кучу отбросов и подраться с загадочными личностями, непременно желавшими нас прикончить. Однако ночь миновала, а мы по-прежнему живы, вопреки всему.

– Склад при какой-то пекарне, – я снова заглянула в круглое отверстие от сучка. – Работа кипит, так что у нас есть возможность улизнуть незамеченными.

– Поесть бы… – жалобно сказал мой неожиданный спутник. – Как думаешь, сколько стоят две больших булки с медом и специями?

– Четыре серебряных кроны, сиречь двенадцать талеров, – не задумалась я.

– Я заплачу, – самоуверенно предложил мой компаньон.

– Чем? – хмыкнула я. – Долговой распиской? Нет, дражайший месьор, мы ни за что платить не будем, ибо пока пребываем в бедности и вне закона. Я собираюсь пойти на преступление и украсть для нас что-нибудь съедобное.

– Ты не можешь! – искренне возмутился он.

– Могу, – я встала. – Могу и сделаю, как подобает верной подданной. Вставайте, мой господин. Ступай через двор, ни на кого не обращай внимания. Все так заняты, что тебя, скорее всего, тоже не заметят. На улице свернешь направо, спрячешься где-нибудь под аркой и подождешь меня.

– Это ужасно, – обескуражено пробормотал светловолосый. – До чего мы докатились – до грабежа!

– Иди, – я легонько подтолкнула его к покосившейся двери сарая.

Я оказалась права – занятые своими хлопотами подмастерья булочника едва глянули в сторону выбравшегося из пристройки человека в потрепанном дворянском костюме. Он благополучно дошел до калитки, открыл ее и исчез из виду.

Мне пришлось обождать, пока не появится намеченная жертва. Волочивший огромный железный противень мальчишка выглядел слегка туповатым, и, когда внезапно появившаяся рядом с ним девица бесцеремонно схватила с подноса не две, а целых четыре булки, только рот раскрыл от удивления.

– Хозяин разрешил, – быстро проговорила я. Подмастерье растерянно моргнул, а я поспешно выскочила прочь со двора.

Добычу мы сжевали, сидя на ограждении испускавшего тонкую струйку фонтана, и запили холодной водой из бесплатного уличного источника. Я оглядывалась, пытаясь сообразить, в какую часть города нас занесло, и пришла к выводу – мы в Дакостре, полуденном квартале мелких лавочников и торговцев. Местечко тихое, небогатое, считающееся приличным и законопослушным. Если не наткнемся на гвардейский патруль или особо бдительного горожанина, мы пока в безопасности.

– Теперь, ваша милость, – по возможности бодро начала я, – настало время всерьез задуматься. Мы – никто. Возможно, официально нас больше не существует. Мы умерли прошлой ночью. Чем заняться двум покойникам в Бельверусе?

– Поражаюсь, как у тебя хватает силы духа смеяться, – с откровенным удивлением заявил мой спутник.

– Это потому, что мне страшно, – честно призналась я. – Но моя матушка всегда повторяла: не давай страху завладеть собой. Лучше смеяться над собственными бедами, чем рыдать и твердить, что все пропало. Итак, ваше высочество, умолкаю и внимаю вашим предложения.

Обращение «ваше высочество» было совершенно истинным и справедливым. Ведь сидевшего рядом со мной на известняковом парапете молодого человека звали Ольтеном Эльсдорфом, младшим отпрыском покойного Нимеда Первого. Меня грызло сильнейшее подозрение, что принц Ольтен теперь не только младший, но и единственный уцелевший сын короля.

– Какие у меня предложения… – Ольтен дернул плечом и устало сгорбился, сцепив руки между колен. – Ты права: во мнении общества мы наверняка считаемся погибшими, хотя кое-кто может клятвенно засвидетельствовать, что мы уцелели. Рискнуть вернуться во дворец? Боюсь, я исчезну прежде, чем успею встретиться с кем-либо, кто мог бы мне помочь. Я слишком много видел и слишком много знаю. Обратиться к друзьям? В городе найдется десяток-другой людей, согласных предоставить нам убежище, скажем, мои знакомые по временам жизни в Заморе…

Не стоило ему вспоминать Замору. Принц два года пробыл там протектором (говоря по правде, почти некоронованным королем), умудрившись добиться уважения к своей особе и достигнуть немалых высот в деле управления этой беспокойной полуденной страной. Вдобавок Ольтен нашел там подлинное сокровище – свою супругу, юную графиню Кариолу. Представления не имею, как она раздобыла право на графский титул и был ли он хоть немного законным, но твердо знаю иное: принц дорожил ею больше всего на свете, а теперь веселая и бесстрашная Кариола лежит где-то на мостовых Бельверуса и весенний снежок не тает под ней.

Ибо она мертва. Мертва, подобно моим родителям и моему брату.

Выбравшись из переулка, тянувшегося вдоль ограды нашей усадьбы, я, прихрамывая и поскуливая, устремилась по пустынной ночной улице, стараясь держаться в тени домов. Предвещавший тревогу колокольчик не умолкал, назойливо твердя о необходимости быть настороже и том, что убийцы очень скоро прознают о бегстве добычи. У них наверняка хватит людей, чтобы рассыпаться и прочесать окрестные кварталы. Может, спрятаться?