Алексей Пехов - Пересмешник

— Угу, — подтвердил Талер и посмотрел в сторону фабричных труб, но «окно» в тумане уже затянулось, и даже крыши гетто были едва видны. — Если плотину прорвет, не сегодня, гак в следующем году, как раз во время весенних паводков, я буду во всеоружии. Подумываю купить себе лодку.

Я рассмеялся, но затем понял, что его идея не лишена смысла.

— Возможно, ты и прав, мой друг. Хотя плотина — рискованный шаг для самих дьюгоней. Они не отсидятся на глубине. Князь их вытащит на берег и освежует, точно лососей.

— Верно говоришь. Как я понял из газет, Городской совет пытается замаслить это дело тем, что передал в Комитет по гражданству новую резолюцию, посвященную дьюгоням. Возможно, наши водоплавающие соседи будут хотя бы удовлетворены тем, что процесс движется.

— Он движется гораздо медленнее, чем весной поднимается вода в озере. Подобное обстоятельство следует учитывать, — встрял в разговор Стэфан.

Я передал его слова Талеру, тот еще более мрачно кивнул и оглушительно чихнул в носовой платок.

Мы шли по району мяурров, застроенному достаточно высокими домами со скошенными крышами и перекинутыми между ними мостками. Представители кошачьего народа не гнушались ходить не только по земле, но в буквальном смысле по воздуху.

Чтобы рассказать об истории Кошачьего приюта, следует упомянуть о том, что раньше южный берег Рапгара был тих и пустынен. Холмы, поля, множество ручьев и леса, где Князья любили охотиться до тех пор, пока не организовали заказник в Лесу благородных, где теперь иногда проходит отстрел дичи. Редкие поселения эмигрантов вдоль берега были не в счет. Мяурры — уроженцы большого острова Спинотис, лесистого и горного, попали на берега рапгарского фьорда очень давно. Сюда приехал достаточно большой прайд, семей в восемьдесят — сто, сразу приглянувшийся тогдашнему Князю, создававшему первую гвардию и искавшему тех, кто будет служить ему верой и правдой и не зависеть от влиятельных семей лучэров, которые в то время еще иногда пытались оспорить его власть.

За преданность мяурры обрели гражданские права и получили разрешение поселиться на территории Рапгара. Но тогда представители хвостатого народа были еще достаточно нелюдимыми и необузданными. Они предпочитали жить поближе к природе, поэтому попросили отдать им кусок земли на диком южном берегу. К тому же они дали обязательство приглядывать за островом, где находился старый портал для низших, сохранившийся еще со времен ухода Всеединого. Население на острове обитало неистовое и кровожадное, то и дело сующее нос в пределы Рапгара, так что Князь счел, что дополнительные силы на этом участке будут не лишними.

И дал мяуррам все, что они просили. Кошачий прайд хапнул себе столько земли, сколько смог удержать, оставшись довольным сделкой. Котов никогда не пугало соседство с островом, позднее получившим название Города-куда-не-войти-не-выйти. Серьезные стычки с немногочисленными низшими, которым пришлось объединиться друг с другом, чтобы противостоять новой угрозе, закончились гибелью примерно половины мяурров, но коты дрались столь отчаянно, что больше демоны без нужды с ними не связывались, решив, что себе дороже драться из-за пустяков.

Разумеется, те времена прошли, и соседи живут бок о бок гораздо более мирно, чем те же малозанцы и иенальцы, но мяурры до сих пор стерегут Черный мост и Огненные ворота. Больше по традиции, в память о старом обещании прежнему Князю, чем по серьезной нужде, потому что жители темного города редко покидают пределы его стен, а те из них, что наведываются в большой мир, имеют при себе пропуска, одобренные в трех десятках правительственных организаций. Эти бумажки гарантируют, что жители запретного места в состоянии держать себя в руках и бороться со своими кровожадными инстинктами, когда вокруг находятся цивилизованные существа.

С тех пор как первый прайд получил землю и права, утекло много воды. Рапгар разросся, занял южный берег фьорда, заполз на прилегающие острова, разжился городами-спутниками, и Кошачий приют давно перестал быть изолированным местом, хотя до сих пор считается, что он находится на юго-западных окраинах города. А вместо одного прайда здесь живут уже шесть.

Талер вновь оглушительно чихнул и шмыгнул носом.

— Шел бы ты домой, — укорил я его. — У тебя ведь аллергия на кошачью шерсть.

— Ерунда, — отмахнулся он. — По сравнению с тем, что было раньше, сущая ерунда. Я нашел отличное средство в од-ной из аптек ка-га.

— Что-то не заметно, что оно отличное, — с сомнением сказал я, видя его слезящиеся глаза и быстро краснеющий нос.

— Это ботому, что я забыл его сегодня бринять.

— Здорово. И долго ты будешь тянуть?

Он вытащил из кармана баночку с пилюлями, заглотил сразу две и, передернувшись, скривился:

— Горькие! Я лишь руками развел.

— Далеко еще? — мрачно спросил он. — Вроде Мряшал раньше жил в конце Шептунов.

— Ты когда его последний раз видел?

— Лет восемь назад, наверное.

— То-то и оно. Он сейчас помощник одного из старейшин прайда. Так что забудь об окраинах. Нам направо.

Несмотря на то что это был район мяурров, здесь жили представители и других народов, исключая лишь скангеров. Последних коты не переносили, и те не решались проверять местные помойки, держась подальше от Приюта.

— Тебе не кажется, что котов сегодня удивительно мало?

Я проводил взглядом двух кошек в дорогих атласных платьях с выводком игривых котят, облаченных в морские костюмчики и вооруженных деревянными саблями, и пожал плечами:

— Погода плохая. К тому же они больше ночные жители. Нет. Не кажется.

Мы пошли вдоль ограды старого кошачьего кладбища, затем свернули на улицу, ведущую в глубину района и упирающуюся в Холмы, и я почти нос к носу столкнулся с высоким мужчиной в дешевеньком костюме-тройке. Он отступил на шаг, гневно сверкнул глазами, собираясь сказать какую-то гадость, но захлопнул рот, так как узнал меня, и его рыхлое лицо стало бледно-творожным.

— Привет, Шольц, — сказал я, а затем, отбросив трость, схватил его за грудки и толкнул в узкий проулок между домами.

Разумеется, он пытался сопротивляться, но я мигом прекратил эти попытки, ударив его головой в нос, а затем впечатал в стену, приподняв над землей.

— Тиль! Тиль! Хватит! Ты убьешь его! — Я слышал крик Талера, пробивающийся ко мне из-за кровавой пелены гнева, но видел перед собой лишь ненавистное окровавленное лицо, выпученные от ужаса глаза и продолжал пробивать Шольцем стену.

Ты совсем с ума сошел. Зачем было меня так швырять. — Надо сказать, что Стэфан находился в мрачнейшем из своих настроений.

— Извини, — помолчав, ответил я ему.

— Ты его едва не прикончил, мальчик. Следует держать себя в руках.