Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда…

– Занятно, – призадумался Бэрол. – А зачем гномам с роханцами-то дружить? Рохан Подгорного царства много южнее. Чем он гномам помочь может?

– Может, – хмуро ответит Гхажш. – Если по Южному Тракту их на другую сторону Гор пропустит. Западный вход под Горы завален, но не так сильно, чтобы гномы его быстро откопать не смогли. Тем более – снаружи, не изнутри. Орки возле него не живут, чего им там делать, наружу они всё равно через восточный выходят. Да и дань зерном и мясом им деревни с восточной стороны Гор платят. Получается, что гномы могут под Горы внезапно войти. Там где их не ждёт никто. Роханцы им ещё и продовольствием помогут. Может, и пехотой тоже. Благо, от Заизенского фольда недалеко. Когда гномы Подгорное царство очистят, вот тогда Рохан и с вами воевать начнёт. Он – с юга, а гномы – с запада, из-под Гор. Меж двух огней войско ваше поставят. Рохану торговля с гномами тоже нужна не меньше, чем вашему королю. Может, сами гномы с вами воевать и не пойдут, они на поверхности вояки плохие, но пехоту фолдерскую к вам в тыл пропустят. А может, и не только пехоту. Может, и конников тоже. От восточных ворот до Каррока не сильно далеко. Если ваше войско на Серебряни стоит, то даже пехота роханская в Карроке раньше будет. То-то король ваш обрадуется, когда его столица дымом пойдёт.

– Да что ты такое говоришь? – замахал руками Бэрол. – Это что получается, гномы нас обманывают?

– Не гномы, – спокойно ответил Гхажш. – Гномам до такого не додуматься. Им Первокователь [33] Первокователь – это Валар Ауле, создатель и первый учитель гномской расы. силушки отмерил, а не ума. Такая задумка не по гномьему разуму. Ты вот подумай сам, кому выгодно, чтобы на Карроке пошлину не брали.

– Чего тут думать-то, – пожал плечами Бэрол. – Не велика загадка. Известное дело, кто ту пошлину платит. Эсгаротские купцы, как в Форност едут или из него.

– Вот ты сам и сказал, чьи тут головы поработали, – усмехнулся Гхажш.

– Да… – Бэрол почесал затылок. – Складно у тебя выходит. Всё, как есть, разложил. Однако ж… Большое ли войско под Горами пройти может? Каррок не деревня. Его просто так не сожжёшь. Стены хоть и деревянные, да высокие, и рвы широки. И валы круты. Мужики в городском ополчении не слабаки. Долгонько придётся повозиться, чтобы взять. С нахрапа-то не получится. А там и войско наше подойдёт. Навряд роханская пехота против нашей сдюжит. У меня здесь «медвежата». А в войске – «медведи». Кого хошь стопчут.

– Не подойдёт, – возразил Гхажш, – не успеет ваше войско Карроку на помощь. Роханцы под Горами малую часть своего войска проведут. А главная будет против вашего в степи кружить. Они конные, вы пешие, кто кого обгонит? Им драться с вашими не надо будет. Только от реки отогнать. Летом в степи безводье. На малую заставу воды в оврагах можно найти. А на большое войско где набраться? Да ещё подумай. Что, если к Карроку одно войско, поменьше, с запада подойдёт, а другое, побольше – с востока? От Эсгарота. Долго Каррок простоит?

– О страшных ты делах говоришь, Огонёк, – произнёс Бэрол и стал задумчив.

Пока длилась эта беседа, бъёрнинги накрыли скатерть, навалили на неё всякого съестного добра, и, занявшись едой, некоторое время мы не могли говорить. Только Бэрол время от времени предлагал мне угощаться. Лишь после первой кружки мёда Гхажш с Бэролом снова начали серьёзный разговор. Я ещё послушал их немного, посмотрел, как они чертят что-то на земле прутиками, и понял, что сейчас усну под это размеренное и негромкое обсуждение. Но на рядне было ещё много всего, и мёд ещё не был допит. Да и какой хоббит позволит себе уснуть за столом? Тем более что было так весело.

Поэтому я предпочёл не спать, а сплясать. Плясать в одиночку не хотелось, а Тедди для пары рядом не было, и я решил научить Борна. Как ни странно, он охотно согласился. Жаль, что петь у него получалось плохо, видно, от рождения ему медведь на ухо наступил. Да и ни одного из коленец брызги-дрызги повторить он тоже не смог. Но это не беда. Зато он славно мне подпевал и притоптывал, а когда в третий раз под оглушительный хохот и одобрительные крики «медвежат» получил прутом пониже спины, то сообразил, зачем я дал прут и ему. Вот тут уж мне пришлось туго, Борн так рычал, с таким напором наступал на меня, что иной раз казалось, будто он и вправду медведь. И прутом своим он махал с большим толком, прут так оглушительно свистел в воздухе, что если бы попал в меня хоть раз, то, пожалуй, разрубил бы пополам. К счастью, не попал.

Потом, когда мы с ним обнялись, то поплясать со мной вызвалось ещё немало желающих. И я никому не смог отказать. Разу к третьему «медвежата» выучили песню и с упоением орали её хором, подстукивая себе кружками и хлопая широкими ладонями по бёдрам. Я сплясал, наверное, с добрым десятком бъёрнингов. И ни один из них так и не смог меня задеть. Зато после пляски обнимали они меня с таким чувством и так радостно хлопали по спине, что чуть не пришибли.

Неудивительно, что к концу пира я едва держался на ногах. Была ли тут виновата брызга-дрызга, усталость похода, дружелюбность бъёрнингов или медовуха, я не знаю. Наверное, всё вместе.

Отличная штука – бъёрнингский мёд.

Коварная штука – бъёрнингский мёд. Пьётся он легко и веселит сильно, и просыпаться на следующее утро – сущее мучение. Всё тело расслаблено, шевелиться совершенно не хочется, а голова пуста, как кружка после пира. Когда тебя толкают в бок, кажется, что в пустотах головы катаются медные звенящие шарики. Нехорошо.

– Вставай, – это Гхажш толкал и тряс меня, – просыпайся.

– Отстань, – сказал я и попытался перевернуться на другой бок. Не получилось.

– Вставай, вставай, – Гхажш, ободрённый моим откликом, удвоил усилия, – солнце уже к полудню. Разоспался, завтрак проспал и обед проспишь.

Обед проспать не хотелось, и я с неохотой разлепил глаза. Лицо Гхажша в полумраке землянки казалось довольно помятым.

– Ну и вид у тебя, – заметил я ему, с трудом садясь. – Как будто ты на лице сидел.

– Ты бы себя видел, – незлобливо отозвался Гхажш. – Ваш народец не только пожрать, но и выпить большие мастера. Ты хоть знаешь, сколько вчера выпил?

– Нет, – ответил я. – Не считал. Мне показалось, что не очень много.

– Вот за это тебя «медвежата» и полюбили, – усмехнулся он, – сами-то они своего пойла медового больше пяти кружек не пьют. С ног валятся. А ты, когда со мной и Бэролом сидел кружки четыре одолел да потом ещё с каждым, с кем плясал, по кружечке за дружбу выпил. Они там теперь про тебя сказку сочиняют, о половинчике-королевском стрелке, что выпил пятнадцать кружек, десятерых переплясал и своими ногами спать ушёл.

– Четырнадцать, – поправил я.