Наталья Авербух - Граница

Комнаты, кстати, оказались смежные.

Наутро мы, наученные горьким опытом, потребовали себе на завтрак столько, что управляющий заподозрил — его постояльцы не ели неделю. А мы всего лишь припрятали половину завтрака в дорогу.

К сожалению, на расстоянии суток пути от столицы не было городов, а были только кучно расположенные деревеньки. А деревня отличается от города тем, что государственной гостиницы в ней нет. Обидно.

Страж предлагал «просто попроситься на ночлег», но я категорически отказалась. Помимо всего прочего, к концу путешествия вид у меня был тот еще, и в города меня пускали исключительно из-за королевской грамоты. Штаны жутко обтрепались, к тому же они не сваливались с меня только благодаря поясу, вся одежда висела уже хуже, чем на вешалке, короткие волосы стояли дыбом, а еще я отбила ступни о дорогу и ходила, хромая сразу на обе ноги. Привести себя в порядок я не могла, ведь новая одежда и прочее стоят денег. А денег не было.

В общем, на ночлег такую сомнительную побродяжку пустили бы исключительно за какую-нибудь грязную работу, вроде чистки конюшни. А королевскому эмиссару неприлично… да я и не умею.

Поэтому я настояла — мы нигде ночью не останавливаемся, а идем дальше. Как оказалось, королевская дорога отличалась от лесной в худшую сторону. Страж, который в темноте видел, как кошка, и вообще не умел спотыкаться, пытался было ворчать, дескать, нормальные Заклятые если и не видят в темноте, то зажигают колдовской огонь, но после красочного описания гроба и белых тапочек, в которых я видела его, Заклятых и колдовские огни, заткнулся и даже догадался поддерживать меня по дороге.

Рекорд был поставлен: несмотря на мои измученные ноги, отвратительную дорогу и полное отсутствие видимости, мы стояли перед воротами столицы. Они еще были закрыты, но небо на востоке уже светлело.

— Дождемся рассвета? — предложил страж.

— Ну уж нет! Чем скорей я окажусь дома, тем лучше!

— Как скажешь, Госпожа.

— Ты по-прежнему хочешь пройти в город? — поинтересовалась я. — Здесь я могу тебя отпустить.

Как и в трех предыдущих городах, к которым мы подходили в ночное время, страж покачал головой и преградил мне путь.

— Или вместе, или не войдешь.

— Хорошо, только отдай мне сумку.

— Зачем, Госпожа? — с подозрением спросил страж. — Хочешь обмануть?

— Нет, хотя было бы неплохо. Просто это мой родной город, привратник меня знает. Кто поверит такой картине — королевский эмиссар возвращается совершенно без вещей?

— Только обещай — обязательно позовешь меня. — С этими словами страж легко снял с плеча мою сумку и кинул мне.

Когда я прошла сквозь ворота, избавившись от испуганного моим состоянием привратника, я поняла: путешествовать со стражем не в пример удобнее, чем в одиночку. Не такая уж и тяжелая сумка своим весом буквально придавливала меня к земле, а отбитые ноги заболели, казалось, еще больше. Как же я отвыкла таскать тяжести! По правде говоря, я вообще их редко таскала.

— Страж! — позвала я. — Ор!

— Я здесь.

— Наконец-то! — Я с облегчением пихнула ему сумку.

— Тяжело? — с усмешкой спросил страж, закидывая эту гадость на плечо.

— Еще как. Ну, пошли?

Дом. Я дома.

Это была первая мысль, когда мы добрели до знакомых дверей, выкрашенных синей краской. В мое отсутствие краска еще больше облупилась, а, может, я уже не помню, как она выглядела почти месяц назад. Я прислонилась к двери и блаженно вздохнула.

— Здесь ты живешь? — поинтересовался страж, опуская сумку на землю у моих ног.

— Да, это дом моих родителей. И здесь мы с тобой попрощаемся.

— Ты не хочешь пригласить меня внутрь?

— Зачем? — удивилась я.

Страж пожал плечами.

— Ты была в доме моей матери, гостила у всех моих родственников. Почему бы и мне не погостить в твоем доме?

— Я не напрашивалась на ваше гостеприимство! — внезапно разозлилась я. — Ты меня таскал по своим родственникам, не спрашивая моего согласия!

— Но все-таки ты его принимала, наше гостеприимство, — холодно возразил страж.

— Если считаешь: я осталась тебе должна, пойдем в гостиницу. Я сниму тебе комнату и оплачу проживание на тот срок, который ты захочешь провести в городе, — сквозь зубы предложила я. — А это — дом моих родителей, и я не собираюсь наводнять его лесными стражами и прочей нечистью!

Не следовало мне так говорить.

Страж вздрогнул как от удара, а потом его лицо словно окаменело.

— Тебе видней, Госпожа. Не бойся, ты мне ничего не должна. Здесь я тебя оставлю. Надеюсь, у себя дома ты сможешь о себе позаботиться сама.

Мы молчали, наверное, минуту, яростно сверля друг друга взглядами.

— Ор, — не выдержала я. — Прости, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть.

— Ты и не обидела, Госпожа, — по-прежнему холодно ответил страж. — Меня невозможно обидеть.

— Ну, пожа-алуйста… Я не нарочно.

— Ладно, Госпожа. — Лицо стража слегка смягчилось. — Мне пора.

Он уже отвернулся, чтобы идти, но тут вспомнил и поворотился обратно.

— Еще: можешь рассказывать о чем угодно и кому угодно, хотя бы и о самих Заклятых. Об одном молчи: никому не говори обо мне. Слышишь? Никто не должен ведать про службу лесного стража. И помни: я узнаю, если обманешь.

— А… — вякнула я, но страж уже не слушал.

Интересно, что он со мной сделает, если я начну болтать о нем на каждом углу?

«Убьет всех, кто это слушал, а саму утянет в свой лес. Навсегда», — неожиданно пришло ко мне знание. Пришло знание? Откуда? Почему? Потому что я все-таки Заклятая, а они всегда знают нужное?

Глупости какие!

Страж уже скрылся за поворотом, и глядеть ему вслед не было смысла. Я отлепилась от двери и потянула за шнурок звонка. Я дома.

Дальше, по сути, рассказывать нечего. Я за пару дней закончила оформлять свою мысль о двойственном происхождении культуры придорожных деревень, описала культ Заклятых. Правда, пришлось признаться, дескать, по недоразумению меня приняли за одну из них: иначе я не смогла бы объяснить некоторые факты. Потом пошла сдавать рапорт начальству.

Там я получила выговор за самоволку и поощрение за интересную культурную разработку. К счастью, никто не поинтересовался, каким образом я оказалась так похожа на Заклятую. Вот уж не знаю, почему мне так повезло. Видимо, у моего начальства были дела поважнее. Поощрение оказалось немаленьким: я получила право построить собственный замок. То есть не совсем я.

Указом короля, женщины-этнографы, дабы проблемы личной жизни не отрывали их от научной деятельности, получали интересное вознаграждение за свои достижения. А именно: рыцарский патент для будущего мужа (патент у меня уже был, потому-то ко мне и обращались «миледи»), право для этого самого будущего мужа построить замок и, наконец — за особые заслуги — ассигнования на постройку замка или даже сам замок, если к тому моменту находился лишний. Правда, сами этнографы называли этот указ «пережитком патриархальной культуры». В конце концов, почему нельзя выдать патент, замок и деньги самой женщине? Почему она не может зваться королевским рыцарем, а должна управлять поместьем от имени несуществующего супруга?