Наталья Авербух - Последний из Рода

Нет, похоже, я все-таки был не прав… Не все так плохо. Этот Остроглаз мозги не пропил. И, хотя мне претит это его «вроде как работаем», надо признать, «вроде работать» — это единственный шанс выжить на паскудной крысиной должности…

Я успел дойти лишь до ворот. Загудело вдруг что-то, засвистело, серебряной дымкой окутало город. Горожане крестились. Оставшиеся за воротами пытались прорваться внутрь, но дымка не пускала, отбрасывала назад. Одна из женщин упала, схватившись за сердце. Я попытался броситься к ней, помочь, но один из стражников ухватил за руку.

— Не дури! — кричал он, но в стоявшем оре я едва его расслышал. — Маги по…ли щит!

Я кивнул.

— … на стену!

Еще раз кивнул. Нехорошее предчувствие кольнуло душу, заволновался за вратами Огнь.

Шевелящаяся пестрая масса надвигалась на город. Я протер глаза, не доверяя себе. Это еще что за…? Внизу шумел город, но здесь, наверху, был ясно слышен мерный бой:

Тум! Ту-дум! Тум-Тум!

Не люди, не звери — они шли на Город.

Дыхание сперло. Я наконец понял, зачем Княгиня призвала меня. Чего от меня ждала.

Тум! Ту-дум! Тум-Тум!

Гремели обтянутые человеческой кожей барабаны, по которым колотили длинными костями. Мерно позвякивали бубны.

Легенда ожила…

Зверолюди вновь пришли с Края Мира.

И не было людям спасенья, и не было у них Великого Воина, чтобы спас — лишь я: стражник, не способный защитить и себя, не то, что Рось.

Эти четыре дня я его не видела. Приказав мне никуда не выходить, Тиан ушел сражаться. Спал ли он? Ел ли? Сомневаюсь…

И вот он вернулся. Когда я уже потеряла надежду и собралась сама отправиться на стены, искать его.

Он сидел, уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени. Словно ребенок, испугавшийся темноты. Сначала я подумала, он не услышал, как я вошла, но Тиан вдруг произнес тихо:

— Город обречен. Последний раз восход окрасит стены города в янтарь. Последний раз мы увидим, как сядет солнце.

Он боится? Разве Воин может бояться?

Мигом позже я поняла — не страх загнал его в эту полную теней и призраков комнату. Не страх, что-то другое… Но что? Как мне помочь ему?

— Это ничего… Это пройдет… — шепчу невпопад, опускаясь на колени рядом с ним, проводя ладонью по спутавшимся багряным прядям.

— Ты ненавидишь меня?

Я хочу ответить, что нет, как я могу ненавидеть моего человека, но молчу, продолжая перебирать его мягкие волосы.

— Ненавидишь… — по-своему понимает он мое молчание. — Я привел тебя в этот город. Я втянул тебя во все это. Из-за меня… Надо было мне сдохнуть по дороге, ты бы повернула обратно, нашла бы себе новый Род — богатый, бед не знающий… Не будь меня…

Нужно было объяснить моему глупому, ничего не понимающему человеку, что у баньши может быть лишь один Род. Раз и навсегда Ткачиха привязывает нас к Крови. Не останется Людей, уйдет вслед за ними и Баньши…

Я должна была рассказать Тиану. Он бы понял. Он бы не стал рисковать моей жизнью, ушел бы, сбежал, осел в тихом месте. Да, я уверена, так бы он и поступил.

Я такая эгоистка… Хватит лгать себе, все что я делаю — я делаю прежде всего ради себя. Но сейчас это все — о Тиане, не обо мне. Это должен быть его выбор, не мой. Это его жизнь — не моя. Я выдержу, я отпущу, я…

— Ты плачешь? По кому ты плачешь, Нара? — его пальцы скользят по моей щеке. Плачу? Я? Нет, я не плачу. Баньши провожают лишь людей, не себя. Я. Не. Плачу.

Но я так не хочу умирать. И я не хочу, чтобы умер он.

Сухие потрескавшиеся губы касаются моих. Не поцелуй — просто два дыхания становятся одним. От него пахнет дымом и кровью. Запоздало понимаю — он только что вернулся со стен, а тут я со своими…

— Не плачь, моя Нара, — шепчет он, и я отбрасываю тяжелые мысли. — Не плачь, моя… Нара… Я защищу тебя. Я умру за тебя. Однажды ты будешь рассказывать детям сказки о Тиане, Последнем из Рода Берсерков… Я клянусь тебе в этом.

Я плачу, уже не сдерживая себя. Впиваюсь зубами в ладонь, чтобы приглушить всхлипы, но он видит, отводит мою руку. И целует. И я тону: в поцелуе, в запахе, во тьме, в его тепле и странном чувстве, колющем сердце.

Я всегда жила ради будущего, ради чужого будущего. Но здесь, сейчас, мне плевать, что будет завтра. Пока я с ним — мне плевать…

Вечность тому назад я верил, что жизнь — высшая ценность. Право на жизнь дано нам от рождения, от первого вздоха. Лишь Проклятые лишены его. Да, я верил в это… Вечность тому назад. Сейчас я понимаю, что ошибался. Первейшее право человека — право на смерть. И никто не лишен его. Право на смерть — право принять ее или бежать от нее.

Нам не выстоять. Город падет. Их шаманы слишком сильны, нашим магам — жалкой горстке сосланных в Пограничье неудачников — не справиться с их кровавой магией. Мы продержались так долго, — почти четыре дня, — лишь благодаря тому, что наемники взялись за оружие. Наемники да охотники. Но стрел не хватает, людей — тоже. Сотни уже погибли, сотни — ранены.

Да, нам не выстоять…

И я боюсь. Не за себя. За Нару. Нару, которую я притащил в этот проклятый гибнущий город. Я поклялся защищать ее, но обрек на участь, что хуже смерти: быть сожранной нелюдью. Лучше бы я ее своими руками…

Нужно было бежать, выбираться из осажденного города, ползти крысиными норами, но…

Но я не мог. Даже ради нее не мог. Сбежав, бросив людей, я перестал бы уважать себя. Я бы себя возненавидел. Каждый миг я бы помнил, что струсил, бросил, смалодушничал. Она бы все равно ушла от такого меня — не выдержала бы, презирала бы.

— Что, прохлаждаешься? — спросил синеглазый наемник, падая рядом, утирая выступивший на лбу пот. — Там наши бочки с вином на стены прикатили: всем наливают. Говорят: грех такое вино нелюдям оставлять. Пойдем? А то не достанется…

Я невольно улыбнулся… Старшие и Князья презирают людей — но как можно презирать тех, кто, глядя в лицо смерти может думать о хорошем вине, кто может смеяться над страхами?

Люди разные, но на каждого труса найдется герой. На каждого лжеца найдется менестрель.

Их стоит защищать…

— Менестрелька-то твоя где? — спросил Кольд.

— Я ее в «Гнезде» оставил. Она все на стены рвалась, но ей там делать нечего, еще стрелой шальной заденет, — я нахмурился, вспомнив скандал, который Нара мне закатила. Пришлось запереть ее в комнате, а то бы за мной побежала. Хорошо еще хозяин обещал присмотреть…

— Может оно и лучше бы было, стрелой-то… — начал Кольд осторожно.

— Что, думаешь, не удержим?

— А сам-то как считаешь?! — Кольд хлопнул себя по колену. — Сильны, твар-р-ри, Хаос их пожри! Тут вся армия Роси нужна. Не выстоим. Солнце сядет — они на прорыв пойдут. Маги-то выдохлись, щит истончился, да и ворота не удержим. Так что… Совет тебе — убей ее сам. Эти твари такое с женщинами творят — что мне блевать хочется, а уж…