Сергей Костин - Игрушка для императора

Король дописал, захлопнул книгу, застегнул застежки.

— Вот так. А теперь я готов. Пора?

— Да, Величество. Бей в барабаны. Пора начинать. Солнце уже проснулось и вскоре появится на горизонте. Как и те, кто хочет почитать твою автобиографию. Буди своих солдат и выводи их на стены. И пусть ни одна стрела не пропадет зря.

И красное всходило солнце. И черной стала луна. И небо превратилось в черно красную долину, где неслись друг на друга черные и красные облака. И застонала земля от ног врагов. И вскричали защитники последнего оплота человечества:

— Идут! Идут!

Загрохотали барабаны, чудом сохранившиеся после долгих лет осады. Застучали, словно тысяча сердец закричали разом. И единственная флейта пробилась сквозь этот гул войны, словно говоря всему миру, что не все еще кончено.

Это сам Король, облаченный в сверкающие доспехи, с тяжелым мечом на поясе, широко расставив ноги стоял среди барабанщиков. Глаза его, не скрытые забралом, устремились вдаль, туда, откуда на крепость шли полчища нелюдей. И пальцы его, больше приспособленные к рукоятке меча, быстро перебегали по флейте, заставляя ее петь, возможно последнюю песню человеческого мира.

— Все на стены!

— Все на стены…

Замок разом вздрогнул и превратился в муравейник. Мертвяки всю ночь дежурившие у бойниц скидывали с себя теплые накидки, подставляя тела холодному ветру. Домовые подбрасывали последние чурки под кипящие котлы. Лесовики и лешие карабкались по широким каменным ступеням вверх, чтобы встать там, где их через несколько минут могла поджидать смерть. Мули, тревожно переглядываясь, заняли место у самого слабого места крепости. У ворот, наспех залатанных железом и серебром.

— На стены!..

Не успел затихнуть клич, как замерли все. Потому, что содрогнулся даже камень от гула шагов и звона оружия. Редкий бой барабанов на мгновение сбился, но тут же опомнился, загрохотал, заглушая дробным стуком чужеродный звук.

Из облака пыли, перемешанного с утренним туманом, показались первые колонны нелюдей. От горизонта до горизонта. А за ними еще. И еще. Тысячи и тысячи. И еще тысячи. И не заканчивались они, а только начинались.

— Хороший денек для драки.

Рядом стоял тот самый леший, который первым привел свой отряд на помощь Королю. Он щурился на всходившее солнце, подтягивал ремни, но в сторону нелюдей даже глазом не вел.

— А что, сир варркан, — он пошлепал себя кулаком по грудному панцирю, — Правду ли народ сказывает, что ты на стены заклятия страшные наложил? Для дерьма нелюдского непроходимые?

— Точно так, — было дело ночью. Варркан должен использовать любое средство, которое способно защитить территорию.

— Ишь ты, — оскалился леший, — А говорят, сир варркан, что у нас и секретное оружие имеется, королем здешним лично изобретенное?

Это то самое, о чем я говорил.

— Наше лучшее оружие это вы, — ответил я, не желая ни опровергать, ни утверждать слова лешего об изобретении чего-то кем-то, — Ты бы поменьше разговаривал, да побольше по сторонам смотрел. А то залетит стрела дура прямо промеж глаз твоих раскосых. И истечешь зеленью.

— Не беда умереть. Беда бесславно погибнуть, — леший погладил арбалет, вздохнул больше от волнения, чем от робости, но совета моего послушался, — Эй братва! Вперед смотреть, ушами не хлопать. Враг сурьезный впереди.

А нелюдь шла и шла. Не останавливали ее ни невысокие холмы, ни глубокие овраги. Тучей серой по земле растеклись. А волны, словно прибой все в нашу сторону.

— Это я, варркан, — из люка в полу показался шлем Короля. В таких доспехах не по башням карабкаться, а в чистом поле стеной стоять. Ну король не маленький, сам знает где его место.

Подхватив короля под мышки, я с трудом втянул его закованное в броню тело наверх.

— Угу, — поблагодарил он, пристраиваясь у бойницы, — Ты смотри, сколько стервецов. Со всего света насобирались. Прав ты был, уважаемый.

Варрканы никогда не ошибаются. В сказках и преданиях про это отдельной строкой всегда говорится.

— Гляди-ка, кажется парламентария посылают. Флаг правда грязноват, да где им чумазым белое найти. Может снять его метким выстрелом? Как смотришь на возможность такую, варркан?

Я смотрел отрицательно. Убить безоружного, пусть даже и нелюдя стопроцентного, большого ума не надо. А вот послушать о чем он нам хочет поведать, очень даже интересно. Потому как уверенная в себе армия парламентариев не посылают, а сразу мечами да дубинками машет.

— Эй, людишки, да всякая погань! Кто тут за главного место быть имеет?

Король шмыгнул, протер нос металлической перчаткой и вопросительно посмотрел на меня.

— Давай, уважаемый, а то у меня от одного их вида зуд под лопатками начинается.

— Это аллергия, — посочувствовал я Королю и высунул голову за стену.

Внизу стоял нелюдь с искореженным до нечеловеческой неузнаваемости лицом. В одной руке намотанный на кулак грязный кусок материала, в другой кусок бумаги.

— Чего орешь с утра под окнами, спать нормальным людям мешаешь? — а что, мне его здоровьем поинтересоваться надо было?

Нелюдь ощерил рот с редкими гнилыми зубами, отыскал мою гнусную физиономию, отступил на пару шагов.

— Главный? Варркан что ль? Дохловатый ты для варркана. Худосочный какой-то. Чем докажешь, что полномочия имеешь разговор вести?

— Ну извини, паспорта нету, — я засунул голову обратно и поинтересовался у Лушича, — Стрелять умеешь? Тогда возьми этого идиота на мушку. Худосочность ему моя, видите ли не нравится.

Мало ли что я раньше про одиноких нелюдей думал. Дурак, болтал бы поменьше, с головой остался бы.

А нелюдь тем временем развернул клочок бумаги и по складам, знать грамоте ранее обучен был, прочитал:

— Варркану подлому, Королю и пр. пр. пр., - в этом месте нелюдя затормозило. Он тупо уставился на бумажку, пожал плечами, потом решил пропустить трудное место, — …От Императора послание! Слушаешь ли ты подлый варркан и пр. пр. пр. слова истинного повелителя Императора?

Я слушал внимательно, о чем и сообщил нелюдю в особо изощренной форме. Нелюдь вскинул то, что осталось от бровей к обезображенному лбу, обдумывая мои слова, но решил не превышать должностные полномочия. Послали читать, надо читать.

— Послание, — повторил уже не так уверенно парламентарий, посматривая на меня далекого и недоступного злобными и голодными глазами.

Продолжить далее он не смог. Лицо его, и без того искореженное, сжалось, тело обмякло, а руки, вместе с бумажкой и грязным платком безвольно повисли. И изо рта его послышался голос самого Императора.

— Червяк, возомнивший себя спасителем мира. И все вы, отродье человеческое. С вами говорю я, Император!

На стенах послышался ропот, и я стал сильно переживать за здоровье парламентария. Но выдержка солдат оказалась на высоте. Может и дрогнула у кого-то рука, сжимающая лук, но выстрелить без приказа никто не посмел.