Кирилл Довыдовский - Каятан

– Двое, – подтвердил мою догадку Лерк, – Литон там, и еще старик какой-то, на ходу разваливается. Вещи в карету грузят, лошади уже запряжены.

– Старик – это дворецкий, – сразу же сказал Леринг, – он нам не нужен, хотя допросить его все равно придется. Далеко они от ворот? – спросил он Лерка.

– Десять метров.

– Нормально, – произнес лейтенант.

Я хотел спросить – для чего «нормально», однако понял, что вскоре сам все узнаю. Лейтенант стянул со спины мешок: раньше я не обращал на него внимания – ну, висит и пускай висит. Развязал тесемки и вытащил оттуда деревянный бочонок размерами чуть больше пивной кружки, из бочонка торчала короткая толстая нитка.

– Что это?

– «Кимская пыль», – ответил Леринг, – поможет открыть ворота.

Про «кимскую пыль» я уже слышал от Ирвина. Как она действует, я не видел, но по рассказам выходило, что весьма эффективно, однако в то же время очень шумно. Такой дождь, конечно, поглотит большинство звуков, но какой смысл пользоваться этой штукой, если можно запросто перелезть через забор?

– Может, просто перелезем? – спросил я. – Зачем так шуметь?

– Нельзя, – ответил лейтенант, выискивая в сумке еще что-то, – там охранное заклятие на верху стены. Дотронешься – потеряешь сознание на несколько часов. Ничего, сейчас мы откроем проход…

Леринг наконец нашел в сумке то, что искал. Это был совсем маленький бумажный сверток, как и все остальное, насквозь промокший. В свертке лежало несколько совсем тонких ниточек, по виду ничем не отличавшихся от обыкновенных, применяемых для починки одежды. Взяв одну, лейтенант завернул остальные в бумагу и вернул их в сумку, а саму сумку себе на плечо. Ниточку он аккуратно привязал за кончик нити, торчащей из крышки бочонка. Получилось два усика. Леринг зажал пальцами разных рук оба.

– Спрячьтесь за угол, – скомандовал лейтенант. Лерк тут же отбежал на десяток метров, до ближайшего поворота. Я сделал то же, что и он, но не выпуская Леринга из виду. Тот, дождавшись, когда мы окажемся в укрытии, с силой дернул за усики.

Мелькнула искра, загорелась толстая нить. Огонь двигался медленно и сильно искрил, на дождь он внимания не обращал. Размеры нити были невелики, а потому всего через десяток секунд после того, как Леринг достиг укрытия, мелькнула резкая вспышка – в последний момент я успел зажмуриться, – и тут же раздался грохот.

– Быстрее, – бросил мне лейтенант, уже выскакивая из укрытия, – пока они не опомнились.

Прежде чем кинуться вслед за ним, я обернулся. Против воли улыбнулся: Мик все-таки оказался прав. Лерка у меня за спиной не было. Мне даже как будто легче стало. Гвардеец – вместе с Лерингом, конечно, – что-то задумал: скорей всего, побежал за подкреплением. Меня на секунду смутила сложность их плана. Выходило, что все эти хитрости были нужны только для того, чтобы заманить сюда и меня. Может, ему все-таки нужно что-то именно от меня? Непонятно.

Обнажив меч, несколько легких шагов – и я уже стоял рядом с лейтенантом.

Удивительно, однако вновь, как и не раз до сегодняшнего дня, в минуту опасности меня буквально захлестнуло ощущение собственной силы. Восприятие мира обострилось многократно. Казалось, я слышал, видел и чувствовал каждую из мелькающих в неестественной тишине прозрачных капель. Весь окружающий мир на какое-то мгновение стал, казалось, неотделимой от меня частью.

Я так же ясно чувствовал Леринга, источающие магический свет амулеты на дне его сумки, Лерка, ждущего чего-то на другой улице в окружении десятка человек, Литона, его слугу, еще три жизни в сердце нагромождения из дерева и камня впереди от меня, и еще много-много близкого и недостижимо далекого. Чувствовал так ясно, как самого себя…

Стало нелегко дышать – точнее, я даже не мог почувствовать собственного дыхания в отдельности от всего остального… Только сильнейшее напряжение воли смогло вернуть меня к реальности. Я все-таки вздохнул… и тут же понял, что не очень-то это мне и требовалось: с того момента, как я ощутил… «это» – не знаю, как назвать, – и едва не захлебнулся, не успело пройти даже мгновения. Ощущение силы притупилось, никуда не исчезло, а просто стало более осязаемым и понятным. Таким, с каким я мог справиться.

– Вперед, – сказал Леринг, протискиваясь между отошедшими назад створками. Я понял, что взрыв был ощутимо слабее, чем показалось сначала. Ворота потеряли товарный вид, но никаких значительных повреждений для самих створок, хотя главное было сделано. Засов – или замок – не выдержал.

Вслед за лейтенантом я проскользнул внутрь.

Литона Леринг недооценил: если наше появление и стало для него проблемой, то ожидаемой. Он стоял в центре дворика, вымощенного необычным камнем зеленоватого цвета, в десятке метров справа и слева начинался уходящий куда-то в темноту сад. Литон поднимал с земли старика: внешне оба выглядели невредимыми. Удостоверившись, что с прислонившимся к карете дворецким все в порядке, он развернулся к нам лицом.

Высокий широкоплечий мужчина с тронутой сединой головой. Оценить его мастерство пока не было возможности, но я видел другое. Этот человек готов умереть – и будет драться до последнего. В отличие от Леринга, его лицо не было непроницаемой маской, оно излучало ярость и главное – решимость. В левой руке он держал меч, в правой – кинжал. Оружие появилось в тот же момент, когда его руки отпустили старика.

– Ну что, выкормыши трусливого колдунишки, кто из вас самый храбрый? Я даже удивлен, что вас всего тринадцать, – да, Лерк и еще десяток его сообщников, наверняка таких же легионеров, уже были здесь, – надо было целую роту прислать. Да что роту, легион…

– Сдавайся, граф, – спокойно сказал Леринг, – я обещаю тебе справедливый суд…

– Лжешь! Мы оба знаем, зачем ты сюда пришел. Ну что ж, можешь попробовать…

Они говорили еще что-то, но я больше не слушал. Ну и что? Что я здесь делаю? Этот Литон вполне может быть предателем, может даже убийцей. А Леринг просто выполняет свою работу. Тяжелую, неблагодарную, бесчестную, но такую нужную…

Зачем я здесь? Зачем я согласился на эту авантюру? Судьба? Мне вспомнились слова и пронизывающий голос провидца:

«Однажды, а скорее всего не единожды, когда ты окажешься на перепутье тысячи дорог или в самом начале одного-единственного нового пути, что на самом деле одно и то же… И никто не будет толкать тебя в спину, и никого не будет впереди, и ветер стихнет, окружать тебя будет молчание, и чаши весов будут находиться в равновесии, – только тогда ты поймешь истинную цену настоящего Выбора. Ты замрешь в ожидании подсказки – любой, пусть даже самой незначительной. И каждое мгновение будет дорого, как никогда, и смерть будет смотреть у тебя из-за плеча… Тогда ты поймешь, насколько страшен настоящий Выбор. Перекресток – сам по себе испытание, – а что, если каждое из ответвлений выглядит одинаково?»