Ричард Авлинсон - Уотердип

Не думай о них, — сказал он самому себе. Мысли о них деморализуют тебя, заставляют желать смерти.

А Келемвор хотел жить. Это было странно, но он определенно хотел жить.

Ворон подскакал так близко, что воин при желании вполне мог дотянуться до него. Птица словно не замечала Келемвора, хотя сказать наверняка куда был направлен взгляд ее черных глаз-пуговок, было достаточно сложно. Возможно ворон испытывал воина, пытался понять сколь долго он еще сможет продержаться, пока смерть не заключит его в свои объятья.

«Я бы на твоем месте не торопился», — раздосадовано рявкнул Келемвор.

Ворон склонил голову набок распахнув клюв, зашипел. Келемвору мгновенно представилось как этот клюв клюет его в глаза, как острые когти впиваются в его уши и нос. Это этих мыслей его пробрала дрожь.

Внезапно ему в голову пришла мысль, рожденная не здравым разумом, но отчаянием, которое наступало с приближением ледяной смерти. Он поскреб лед своими ногтями и заметил, что ему удалось оставить на нем небольшую царапину. Разумеется он понимал, что если он будет прокладывать путь к свободе своими ногтями в том состоянии, в котором он находился сейчас, то он будет мертв задолго до того, как вырвется из ледяного плена.

Но когти ворона были гораздо острее его ногтей, а клюв был и того лучше.

Словно читая его мысли, ворон настороженно посмотрел на Келемвора.

«Что-то меня тянет в сон», — произнес Келемвор, стараясь, чтобы его слова звучали как можно более разборчиво. Ему почему-то казалось, что если он произнесет не совсем четко, ворон может его не понять.

Разумеется птица осталась равнодушной, словно вовсе не поняв его речи.

Келемвор опустил голову на руки, оставив между веками небольшую щелочку, так чтобы было можно наблюдать за птицей. Мышцы приятно расслабились и он почувствовал, что ему наконец удалось согреться. Его неумолимо клонило в сон и воспоминания о долгой борьбе с течением в итоге взяли свое. Воин сомкнул оба глаза.

Десять минут спустя ворон решил обследовать неподвижное тело человека. Взмыв в воздух, птица дважды приближалась, проносясь над телом Келемвора. Наконец она опустилась в футе от головы Келемвора и посмотрела прямо ему в лицо. Глаза человека были плотно закрыты, а дыхание было столь неглубоким, что различить его было почти невозможно.

Ворон подскакал вперед и клюнул воина в нос. Когда Келемвор не шелохнулся, ворон клюнул вновь, на сей раз в его клюве остался небольшой кусочек плоти.

От этого толчка Келемвор внезапно очнулся и увидел перед своими глазами черный силуэт. Даже несмотря на свою слабость, он понял, что это было ворон. Он сделал резкий рывок и его правая рука сомкнулась на лоснящихся перьях птицы. Левой рукой он схватил птицу за лапу и тут же услышал хруст ломаемой кости.

Обезумевший от боли ворон дико каркнул и полоснул по воину свободной лапой. Келемвор едва успел прикрыть глаза, а острые когти прошлись по его брови. Воин закричал от боли, но птица лишь усилила атаку, пытаясь проклевать веки человека, чтобы добраться до глаз.

Чтобы спасти лицо, Келемвору пришлось выпустить птицу. В тот же миг птица расправила крылья и взмыла в воздух. Воин проводил ее взглядом, отерев кровь выступившую на брови. Схватка налила тело Келемвора адреналином и разум воина прояснился достаточно, чтобы он задал себе вопрос — а с чего он вообще решил, что сможет пробиться через шестидюймовую толщу льда с помощью лапы ворона?

«Мерзкий птенец!» — огрызнулся Келемвор, проводя пальцами по ранам на лбу.

Ворон описал несколько кругов над его головой и взял курс на запад. Воин с некоторой тревогой отметил, что солнце быстро садилось и до заката осталось всего несколько часов.

Его начали одолевать чувства одиночества и страха, и теперь он сожалел о том, что прогнал птицу. Хотя ворон и ждал его смерти, но все же это была хоть какая-то компания.

С грустью Келемвор заметил, что его ноги, начиная от бедер почти полностью онемели, а руки приобрели характерный синеватый оттенок. Он постепенно превращался в ледышку льда. Чтобы разогнать кровь и согреться, воин начал размахивать руками и попытался притопывать ногами.

Но это было всего лишь временное решение. Если он хотел выжить, то должен был согреться полностью и как можно скорее. К счастью, похоже для этого все было под рукой.

Надеясь, что это не очередная безумная идея вызванная лишь отчаянием, Келемвор начал собирать топливо для костра. Вытянув руку насколько это было возможно, воин смахивал снег с пучков травы и выдергивал их прямо с корнями. Вырванную траву он складывал за пазуху, и не останавливался до тех пор, пока рубаха не оказалась набитой до отказа. Так как за свою жизнь он уже разжег тысячи костров и доверял своей интуиции больше, чем спутавшимся мыслям, сейчас действиями воина руководили скорее инстинкты выживания нежели здравый разум.

Далее он собрал все обломки дерева, валявшиеся в округе, тщательно отделяя маленькие ветки от более крупных. Через несколько минут у него под рукой было три небольших кучки дерева. Под конец он отобрал шесть самых крупных веток и положил их слева, одна к одной, создав таким образом небольшую платформу. Из своего опыта он знал, что когда огонь хорошенько разгорится, пламя растопит лед, превратив его в пар. Но поначалу требовалось держать костер подальше ото льда.

Вытащив пучок травы, Келемвор, чтобы высушить его, тщательно растер его в руках. Затем он опустил его на платформу из веток, затем повторил этот процесс снова и снова, до тех пор, пока перед ним не образовалась небольшая кучка высушенного материала для растопки. Достав из своей нагрудной сумочки кремень и огниво он начал высекать искру. Спустя пять волнительных и болезненных минут, искра все же проснулась к жизни. Сперва загорелся один стебелек травы, затем другой, через мгновение еще несколько. Воин достал побольше травы и подкинув ее, принялся сушить над костром небольшие веточки.

Тридцать секунд спустя воина пробрала дрожь и ему уже не удавалось удерживать палочки над костром, поэтому он подбросил их в пламя. Сперва дерево задымилось, но вскоре одна ветка полыхнула огнем и воин аккуратно подул на пламя. Вспыхнули еще две веточки.

Келемвор отложил кремень и огниво в сторону. Несколько минут спустя перед ним уже плясал небольшой круг оранжевых язычков пламени. Безжалостный ветер бросал ему в лицо тучи пепла и струи дыма, его глаза слезились, в горле першило, но он не обращал на это внимания. Для него аромат дыма сейчас казался самым изысканным на свете, а болящее горло всего лишь небольшая плата за драгоценное тепло. Вскоре все его туловище согрелось настолько, что он перестал дрожать.