Гарри Тертлдав - Мост над бездной

— Сейчас, наверное, нам лучше остаться здесь и надеяться, что варвары не тронут этот дом, — сказал Ршава.

— Да, так правильно будет… на время, — хмуро согласилась Ингегерд. — Если хаморы городом овладеют, они ни единого дома не оставят неразграбленным.

— Им придется убить меня прежде, чем они коснутся тебя, — заявил Ршава.

То была самая странная из галантных речей, какую мог произнести священник. Ршава ждал, что Ингегерд станет над ним насмехаться. Но она отнеслась к сказанному серьезно. Ее глаза снова потеплели.

— Вы очень добры, святейший отец. Может быть, до этого не дойдет. Надеюсь, что не дойдет. — Но она не сказала, что верит в это.

Словно объясняя, почему она так не сказала, по улице мимо запертой двери шумно проскакали несколько всадников. На скаку они перекрикивались на своем гортанном языке. Хотя Ршава и не понимал, о чем они говорили, интонации подсказывали, что они замечательно проводят время. Прелат больше всего возненавидел хаморов за откровенное удовольствие, которое они получали от разбоя.

Лицо Ингегерд исказилось.

— Вот вам и ополчение. Теперь ясно, какие из них герои получились.

— Тут… все не так просто, — признался Ршава. «На мою голову…» И он рассказал ей, как крестьянин открыл ворота и впустил хаморов.

— Вот оно что… — как-то безжизненно произнесла она, когда Ршава смолк. — А ведь это вы призывали, чтобы крестьяне в городе остались.

— Да, — мучительно выдавил Ршава.

Ведь он знал, что Ингегерд умна, что она может сразу увидеть суть его страданий. «На мою голову…» Теперь прелат боялся, что эти слова будут терзать его до конца дней. Он склонил голову. Если Ингегерд решит взмахнуть мечом, он примет от нее этот удар с отчаянной радостью. Она освободит его от вины, от проклятия, которое он призвал на себя.

Но она лишь сказала:

— Святейший отец, вы ведь не могли заранее знать, как все обернется. А теперь мы должны сделать все, что сможем, для Скопенцаны и для себя.

Ее слова не стали отпущением грехов. Никто не смог бы отпустить ему грехи — кроме, может быть, вселенского патриарха. Но разве он когда-нибудь доберется до Скопенцаны?

— Спасибо, — прошептал Ршава.

— За что? — искренне удивилась Ингегерд. — Вы поступали так, как считали нужным. Что еще вы могли сделать?

По улице проскакали еще несколько хаморов, горланя на своем языке. Со всего города доносились новые и новые крики боли, жалобы, угрозы — некоторые со словами, — и Ршава понимал те из них, которые были на видессианском… Он прикусил нижнюю губу и ощутил во рту вкус крови. Нет, в Скопенцане ему не найти отпущения грехов! Если он вообще когда-нибудь и где-нибудь его найдет. А то, что он считал лучшим, обернулось худшим. Как мог он об этом забыть? Как мог притворяться, что это не так? Он не имел такого права и понимал это. Он никогда не мог обманывать себя.

И тут он перестал терзаться мыслями о том, что он наделал, чего не успел и что еще мог бы сделать. По городу разнесся новый крик:

— Пожар!

Глаза Ингегерд распахнулись. Ршава предположил, что выглядит так же. Они одновременно произнесли:

— Теперь мы не можем здесь оставаться.

Пожары промчатся по всей Скопенцане. Они всегда были страшной угрозой. Очень трудно бороться с вырвавшимся на волю огнем, и зимой задача усложняется во много раз. Некоторые колодцы замерзли; это не очень мешало готовить еду, поскольку люди могли обойтись растопленным снегом, зато делало борьбу с пожарами почти невозможной. Сугробы на улицах не дадут развернуться пожарным командам, а в спину им ударят грабители-варвары с саблями и луками… Для хаморов пламя было лишь способом выгнать добычу из укрытий. Жестоким, но очень эффективным способом.

— Есть у тебя дома еда, которую мы можем взять с собой? — спросил Ршава. — Если ты не возражаешь против моего общества, разумеется, — добавил он, опять склонив голову. — Если возражаешь, я буду выбираться сам, насколько получится.

— Двое вместе лучше двух одиночек, — ответила Ингегерд не прямым, но все же согласием. Она вышла из комнаты, сказав: — Посмотрю, что можно прихватить. Вы правы, и надо из города бежать, если сможем. — Когда она вернулась, на плечо у нее был заброшен импровизированный рюкзак из свернутого одеяла: — Хлеб. Сыр. Колбаса.

— Хорошо. — Прелат нахмурился. — Во всяком случае, хорошо, насколько это может быть. Лучше всего было бы в том случае, если бы варвары оказались за стенами, где им и место.

Ингегерд приоткрыла окошко в двери и осмотрела улицу.

— Всадников пока не видно. Зато есть тела, которых не было, когда вы постучали… Идем.

Она сняла запиравшую дверь перекладину и вышла.

Густой и удушливый дым уже пластался в воздухе. Сколько пожаров запалили хаморы? Как быстро распространяется огонь? Слишком много и слишком быстро — только эти ответы и пришли Ршаве на ум. Он немного постоял, ориентируясь, потом зашагал на юг.

— Ближайшие ворота там?

— Да, — кивнула Ингегерд. — Что еще нам остается?

— Ничего. — Ршава далеко не был уверен, что даже бегство им поможет. Но больше надеяться было не на что.

Пройдя совсем немного, он сунул за пояс меч, который ему дала Ингегерд, и пустил в ход лопату — не против хаморов, а против сугробов, преградивших дорогу. Снег полетел в сторону, горка за горкой. В другие времена это стало бы отличным физическим упражнением. Теперь это было лишь делом, которое надо закончить как можно быстрее.

Когда он прокопался сквозь сугроб, они с Ингегерд двинулись дальше. Некоторое время идти было легко: люди, прежде убегавшие от кочевников, более или менее расчистили дорогу. Но это означало, что и для хаморов она стала легче. Из дома вышел пеший бородатый варвар. Бросив прихваченный в доме серебряный подсвечник, он побежал к Ршаве, занося саблю для смертельного удара.

У прелата не осталось времени бросить лопату и выхватить меч Гимерия. Однажды необычное оружие смогло его выручить. Как знать: вдруг и теперь удастся?.. Но хамор уже подбежал вплотную; выглядел он ужасающе яростно… и стал яростно удивленным, когда в лицо ему врезался увесистый снежок. Кашляя и отплевываясь, он поднял руку в рукавице, чтобы очистить от снега глаза и нос.

Ршава тоже ударил его в лицо — железным лезвием лопаты. Кочевник взревел от боли. Из раздробленного носа и глубокой раны на щеке хлынула кровь, забрызгивая снег жуткими алыми пятнами. Ршава ударил его вновь, по голове сбоку. Хамор рухнул, выронив саблю из мертвых пальцев.

— Отлично проделано! — воскликнула Ингегерд за спиной прелата.

У Ршавы колотилось сердце.

— Я уже подумал, что мне конец, — признался он. — Да благословит тебя Фос за сообразительность… и крепкую руку.

— В этом не было ничего особенного, — ответила Ингегерд. — Халогаи хорошо знают, что такое снежки и как их бросать. Жаль только, что я не смогла в этот снежок камень закатать.