Андрей Сердюк - Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

— Есть, — кивнул головой Лётчик, — прошу уточнить, — у чёрного входа в какой именно театр.

— У чёрного входа в Театр Теней, — ответил Виктор.

— Прости, милый, а что, в двадцать три пятнадцать тени ещё будут? — облизнув кончиком языка свои тёмно-вишнёвые губы, поинтересовалась у него Мурка на певуче-акающем диалекте славного племени, населяющего навсегда пропахшие разливным пивом приблатнённые окрестности Марьиной Рощи.

— Вы об этом не беспокойтесь, — повернулся к ней Виктор, — Ваше дело на место прибыть вовремя, а наличие теней я обеспечу. Ещё вопросы есть?

Вопросов больше не было. Только опять Мурка протянула в сторону певуче:

— J'ai vu l'ombre d'un cocher, qui avec l'ombre d'une brosse frottait l'ombre d'une carrosse.

И глубоко затянулась.

— Что? — не понял Виктор.

— Я видел тень кучера, которая тенью щетки чистила тень кареты, — услужливо перевёл парнишка из эскорт-агентства.

— Похвально, — кивнул Виктор и скомандовал. — Сверим часы, господа.

Было московского одиннадцать пятьдесят две по полудни.

— Итак, господа, с двенадцати ноль-ноль мною объявляется готовность «Взведённый курок», — дал отмашку Виктор.

— И если вопросов больше нет, все до означенного времени свободны, добавил Бодрийар. — Ну, а вас, Виктор, я попрошу остаться.

Виктор и сам знал, что ему предстоит ещё обговорить со стариком, куда с Пулей прибыть, в случае успешного выхода в плей-офф.

Йоо сидела на заднем сиденье вся такая надутая. Молчаливая. В окно пялилась. Короче, обиженную судьбой из себя строила. Типа ревность её, дурилку картонную, мучила. В кино, наверное, подобное видела и канонам следовала… Детский сад!

Эх, знала бы, мартышка, как оно это на самом-то деле бывает. Как людей на куски этой шрапнелью разносит. Знала бы… Ну, ничего, время придёт, и ей достанется. Хлебнёт из червлёной чаши. Свою порцию сладостной горечи.

Виктор этот её спектакль в зеркальце водительское — ну-ну наблюдал-видел, мимо него не прошло, да только не до смешных и малоталантливых выкрутасов ему в данный момент было. Не до девчоночьих выпендрёжов. Надвигалась конкретная боевая работа, и совсем не было у него сейчас времени на утешение, на воспитание и на сеансы психотерапевтические. К тому же, нужно было ещё целую кучу всяких организационных вопросов перед отбытием порешать.

И он, на ребячий шантаж не реагируя, начал свои дела делать.

Прозвонил сначала Нате — с мобилы на дом.

— Да, — отозвалась его нежная муза-хранительница.

— Ната, это я. Привет.

— Привет, Кот.

— Ната, такое дело…

— Опять уходишь?

— Опять. Ты как догадалась?

— А когда ты просто так звонил?

— Извини.

— Да ладно… Идёшь-то надолго?

— Не знаю.

— Я так понимаю, что ты, как обычно, на резервную связь меня посадить мечтаешь?

— Угу. Если тебе не в лом, конечно.

— Да чего уж там… Присмотрю. Лишь бы небо не затянуло окончательно.

— Не должно. Прогнозы шепчут.

— Дай бог. Что-нибудь ещё?

— Нет. Может только… Ну пожелай чего-нибудь что ли на дорожку.

— А, — это можно. Это… В общем, Кот, желаю, тебе, значит, если смерти, то вот такой, а если раны, — соответственно.

— Спасибо на слове добром.

— Не за что. Когда наблюдения начинать?

— Сегодня в полночь.

— Хорошо. Это всё?

— Всё.

— Тогда, пока-пока. Благоверный в дверь ломиться. Пойду открывать.

— Спасибо, Ната. И до встречи.

Так, этот пункт отработали. С экстренной связью всё в порядке будет. Можно не волноваться. Ната — парень надёжный. Не подведёт. Теперь… Теперь надо с оружием решить.

И Виктор дозвонился до Художника:

— Лёха, хайль Казимир!

— Казимир хайль, Витя.

— Лёха, дело есть.

— На сколько?

— Тысяч этак на пять. Зеленью.

— Что и куда?

— Нарисуй и подгони к подмосткам штук пять классических, один пунктирный, перфораторов штук шесть-восемь, ну и петард с хлопушками там, да прочей мелочи — сотню-другую жменей. Нарисуешь?

— Баш на месте?

— И по прейскуранту.

— Когда и во сколько?

— Сегодня, в двадцать три тридцать. Успеешь?

— Жди. Буду.

— Спасибо, Лёха.

— Спасибо скажешь, когда живым вернёшься.

— А куда я денусь, вернусь. До встречи.

— Ауф.

Так, ну что. Осталось, пожалуй, только насчёт фишки решить. И если по уму, нужно бы, чтобы она тоже золотой была. Так, пожалуй, круче будет. И грамотней. Если подобное подобным, то и — подобным к подобному.

У кого, спрашивается, такую фишку можно выпросить? А? А у того, у кого есть она. Логично. А у кого есть? Если у кого и есть, так только у Жени Гришковца. И в этом не стоит сомневаться, — барахольщик ещё тот. Мистер Коробочка.

Виктор с Гришковцом был знаком шапочно, и где он в Москве обитает, конечно же, представления не имел. Но зато он того знал, кто такими сведениями наверняка располагает. И тут же этому, приятному во всех отношениях, человеку прозвонил внаглую.

Трубку сначала взял какой-то малыш, мальчик лет четырёх-пяти, и Виктор не сюсюкаясь, но вежливо, попросил отнести трубу Михаилу Михайловичу. Мальчик сказал: «Хорошо», и положил трубку на рычажки. Ну, мальчик! Виктор набрал номер ещё раз. Не подходили долго, но потом, наконец, раздался хорошо знакомый голос:

— Аллё, слушаю вас

— Михайл Михайлович, это Пелевин. Извините, за ради бога, что отвлёк вас…

— А-а, Витенька, здравствуй дорогой. А мне, представляешь, сынок трубу свою игрушечную приносит в кабинет и говорит, что, дескать, сейчас дяденька какой-то звонил и сказал, чтоб я тебе, папа, трубу принёс. На, папа, говорит, дуди. Я пока сообразил… Ладно. Так чем обязан, Витенька?

— Мне, Михайл Михайлович, ваша помощь необходима.

— Всем, чем могу.

— Михайл Михайлович, я тут… Я знаю, что вы недавно наносили Жене Гришковцу визит с целью набить ему лицо…

— Витенька, я тебя умоляю, да что ты такое говоришь! Что бы я, старый и больной еврей, да на такое да сподобился! Да даже в мыслях… А потом, — с чего бы?

— Да ладно, Михайл Михайлович, все уже об этом знают.

— Господи, откуда такая осведомлённость. Уф-ф… Не Москва таки, а просто деревня какая-то!

— Деревня и есть. А потом, Михайл Михайлович, земля же слухами…

— И чего ж ты от меня, Витенька, хочешь? Уж не сатисфакции он затребовать решил? Уж не секундантом ли ты, Витенька, выбран?

— Ни в коем разе! Мне бы, Михайл Михайлович, просто адресок его узнать. И только. И не более. Не откажите в любезности.

И Михаил Михайлович, к стенке припёртый, не отказал.

Нужный адрес выклянчив, Виктор, тут же попросил шефа маршрут поправить.

Йоо, обнаружив, что машина разворачивается, вдруг из оцепенения своего вышла и заныла. Стала стонать-причитать, что, мол, Пелевин, я так устала, я отдохнуть хочу. Давай, мол, скорей меня домой к себе вези.