Феликс Крес - Сердце гор (Сборник)

Даг встал и вышел из пещеры. Гольда не было. Он пошел его искать, но вскоре, уже всерьез обеспокоенный, вернулся.

Солдаты тут же прервали свою беседу. Вид подсотника не предвещал ничего хорошего.

— Лордос, Эгдех, — спокойно спросил Даг. — Где командир?

Они встали, вопросительно переглядываясь. Даганадан помрачнел.

— Одна тройка останется здесь. Остальные со мной.

Потом он обвел взглядом лица солдат и спросил:

— Где Бельгон?

Бельгона тоже не было. Даганадан отметил про себя, что не видел наушника с момента смерти Рбаля. Он вспомнил его бледность, безумный взгляд и еще сильнее помрачнел.

Раненые остались в пещере, под опекой уцелевших в драке людей Рбаля, уже освобожденных от пут. Остальных Даг разделил между Лордосом и Эгдехом, сам же прихватил солдат из тройки Бельгона и пошел на поиски.

Неподалеку от входа в пещеру нашли половину сломанного меча. Беспокойство подсотника возросло. Он быстро повел патруль на восток.

Они шли под гору, петляя среди скал. Солдаты внимательно осматривались по сторонам. Услышав звук сильного удара, они оглянулись на под сотника. Тот стоял неподвижно, сжимая рукой торчащую из груди стрелу, пущенную из военного арбалета. Он поднял взгляд, скривил губы в гримасе боли и сказал что-то вроде: «Глупо, да!» или просто «Глупо…».

После всего, что случилось в конце дня, Байлей и Каренира не могли заснуть. Они лежали на мокрых от дождя камнях и тихо переговаривались. Она лежала к нему спиной; он крепко обнимал ее, ощущая тепло, робко прокрадывавшееся между их телами.

— Несколько лет назад, — говорила она негромко и задумчиво, — я была маленькой глупой лучницей Армектанского Легиона. Здесь, в Громбеларде, я оказалась совершенно случайно. Тогда громбелардцы как раз завершили большую облаву на горных разбойников. Командование Громбелардского Легиона решило, что кампания не оправдала ожиданий. Хороших лучников не хватало. И по просьбе коменданта легиона в Громбе мой командир выделил отряд лучниц, которые должны были обучить громбелардцев пользоваться этим оружием. Я командовала тем отрядом.

Она замолчала. Прошло несколько минут, прежде чем она с сожалением сказала:

— Нет, не могу, Бай. Правда, не могу… не умею об этом рассказывать.

Как бы прося прощения, она взяла его за руку, слегка погладила и внезапно, неожиданно даже для себя самой, поднесла ее к губам. Он уткнулся лицом в мокрые, жесткие волосы, небрежно связанные простыми ремешками.

Она задумчиво смотрела в глубокую черноту ночи, ощущая горячее, обжигающее шею дыхание Байлея. Ей было хорошо, по-настоящему хорошо, несмотря на дождь, несмотря на холод и усталость. Та ссора, которая случилась между ними вечером, была им нужна. Они выплеснули в лицо друг другу весь гнев, причиной которого, вероятно, главным образом, было взаимное чувство вины… А потом, когда гнев прошел, наконец ясно и отчетливо проявилось все то, что их связывало…

Она долго молча лежала, боясь пошевелиться. Наконец, пересилив себя, она произнесла:

— Мне хорошо с тобой, Бай… я знаю, что не имею права… Ведь у тебя жена, Илара, правда? Но… сейчас хорошо. Я не хочу мешать, но я, я так хочу быть с тобой! Ты не сердишься, Бай?

Он молчал. Она вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Я не должна была этого говорить. Прости меня, если можешь. Но у меня еще никогда, никогда в жизни никого не было — по-настоящему. Бай… я уже не смогу сама вырваться из этих гор. Вытащи меня, хорошо? Забери меня отсюда, в Дартан, в Армект — куда хочешь. Знаешь, такой маленький, неприметный дом, маленький садик. И мужчина, который готов ради тебя отправиться хоть в Дурной Край. Смешно, правда? Смешно.

Она в голос расплакалась. Плечи дрожали, его рука выскользнула из ее ладони и безвольно упала.

Байлей спал.

Рассвет пришел тяжелым и мокрым, как обычно. Она осторожно выбралась из-под его руки, села. Протерла красные от недосыпания глаза и встала.

Мужчины спали. Старик негромко храпел. Байлей что-то неразборчиво пробормотал сквозь сон, перевернулся на другой бок и свернулся клубком. Она порылась в мешке Байлея, достала оттуда три куска соленого мяса. Съев один, она задумчиво посмотрела на маленький котелок Старца, который поставила вечером на камень. Теперь он был полон дождевой воды. Сделав пару глотков, она поставила котелок на место.

Вздохнув, она, по старому армектанскому обычаю, громко произнесла свое имя, вознесла хвалу небу и земле. В Армекте каждое утро небу говорили, что оно прекрасно…

Но здесь его подпирали громбелардские горы, а не крыши Армекта.

Она потянулась и громко зевнула.

— Подъем! — коротко сказала она. — Подъем, подъем!

Старик открыл глаза и почти сразу же сел. Байлея пришлось будить, потряхивая за плечо. Он еще не до конца пришел в себя, когда она сунула ему в руку кусок мяса и велела есть.

— Я заснул под таким дождем, — пробормотал он.

— Неудивительно — после такой дороги, — ответила она. — Поторопись.

Он с трудом жевал жесткое мясо. Когда закончил, она уже ждала, готовая в путь.

Шли в том же порядке, что и прежде. Все трое молчали, каждый был занят собственными мыслями. Время тянулось медленно, но самые трудные мили оставались позади. До полудня они даже словом не перекинулись.

Дождь накрапывал с перерывами, иногда прекращаясь вовсе, иногда обрушиваясь с новой силой. Его уже как-то не замечали. С мешком за плечами и мечом, по странному обыкновению, под мышкой сзади плелся Байлей. Он настолько задумался, опустив голову, что, когда Каренира неожиданно остановилась, он с размаху налетел на нее. Однако она даже не обернулась. Ее взгляд был направлен куда-то вверх, к тучам.

— Стервятник, — сказала она каким-то чужим, свистящим голосом. — Стервятник. Стервятник.

Удивленный поведением девушки, Байлей проследил за ее взглядом. Где-то в вышине, посреди туч, он увидел маленькое черное пятнышко.

— Стервятник, — повторила она, словно одержимая. — Стервятник.

Старик тоже смотрел на небо, но птицу, похоже, не видел. Он взглянул на Карениру, хотел было что-то сказать, но передумал. Стиснув зубы, он сел на землю. Лицо его теперь было действительно старым. Очень старым.

Каренира достала из колчана лук и двинулась вперед. Байлей удивленно смотрел, как она, неуклюже спотыкаясь на скалах, удаляется все дальше, время от времени глядя на небо. Когда она скрылась из виду, он посмотрел на старика. Тот беспомощно покачал головой.

— Охотница, — коротко пояснил он. — Отсюда и ее прозвище… — Видя, что все еще ничего не понимающий парень удивленно смотрит на него, он добавил: — Когда-то с ней случилось страшное несчастье: стервятники ослепили ее, по своему обычаю… Тогда я взял глаза у другого человека и отдал ей. А тот человек покончил с собой.