Олег Авраменко - Сын Сумерек и Света

— Так убей же меня, — отрешённо проговорил Джона. Ни один мускул его лица не дрогнул. — Убей. Чего ты ждёшь? Какой смысл читать мораль приговорённому к смерти?

Артур покачал головой:

— Я не твой судья, Джона, я твой отец. Я не могу отнять у тебя то, что дал когда-то — твою жизнь. Ты преступник, ты погубил много людей, и ещё невесть сколько крови прольётся по твоей вине… но вместе с тем ты мой сын. Я верну тебя в Экватор и отпущу на все четыре стороны — пусть жизнь будет твоей карой. Ведь так ты сказал мне совсем недавно? Для меня это было давно, я не помню в точности твоих слов, но их смысл был тот же. Если ты ещё сохранил хоть частицу совести, то тем хуже для тебя. Когда она проснётся, ты горько пожалеешь, что я не убил тебя. Ты будешь лишён даже того жалкого утешения, что якобы отомстил за мать. Твои руки обагрены кровью её соплеменников, а Израиль в конце концов проиграет войну с Царством Света. Ты усердно поработал, чтобы погубить Дом Израиля, — теперь живи и смотри, как это происходит.

— Он не увидит этого, папа, — отозвалась Дейдра, пристально глядя на Джону. — Ему осталось жить совсем немного. Не больше часа.

Вид у неё был хмурый, а тон был столь категоричен, что в серьёзности её слов сомневаться не приходилось. Она будто выносила приговор — но не как судья, а как врач, констатирующий безнадёжность состояния своего пациента.

— Что это значит, доченька? — недоуменно спросил Артур.

— Я не виновата, — ответила она. — Я всё сделала правильно. Просто внутри Джоны — там, где скрывалась мощь Порядка, — теперь осталась пустота. Она отнимет у него все силы, и он умрёт.

Джона, конечно, слышал Дейдру, но его реакция на эти слова была парадоксальной. Он не впал в истерику, не стал метаться по комнате, как затравленный зверь, а просто опустился на пол и устало прикрыл глаза, ожидая обещанной смерти. Его лицо выражало дикую смесь страха и облегчения.

— Это уже начало действовать, — сказала Дейдра. — Пустота убивает в нём волю к жизни.

Артур растерянно посмотрел на Джону, затем на меня, затем на Дейдру. В его глазах была мука.

— А ты… можешь его исцелить?

— Нет, — покачала она головой. — Это может только Источник.

— То есть…

— Да, папа. Он должен окунуться в Источник.

Вслед за этими словами наступила немая сцена. Джона сидел на полу с закрытыми глазами, безучастно ожидая окончательного приговора. Артур задумчиво смотрел на него. Пенелопа, крепко сжав руку Артура, смотрела на Дейдру. Дионис и Амадис обменивались быстрыми взглядами; со стороны могло показаться, что они строят друг другу рожи, тогда как на самом деле они вели спор — скорее всего, о том, стоит ли им вмешиваться.

— Ар… — начал было Морган, но я тут же мысленно заткнула ему пасть. Я умею это делать.

«Молчи, дубина! Не делай глупостей. Ты никак не повлияешь на решение Артура, только себе навредишь».

«Но…»

«Если он не пустит Джону к Источнику, то ответственность за его смерть возложит на тебя . Он никогда не простит тебе твоего совета. Так что лучше помалкивай и жди».

Морган вздохнул:

«Ладно. Аргумент убедительный. Я молчу».

Спустя несколько минут Артур перевёл взгляд на Дейдру. Было ясно, что он принял решение, и ясно — какое.

— Дочка, ты Хозяйка Источника. Я прошу тебя.

— Не надо просить, папа. Джона — мой брат. Он стал плохим от злой силы. Она отняла у него душу, а теперь отнимает жизнь.

— Это моя вина, — мрачно промолвил Артур. — За юношеское легкомыслие приходится платить высокую цену. Было время разбрасывать камни, теперь пришло время собирать их… — Он сделал короткую паузу. — Да, камни… Морган, они ещё у тебя?

— У меня, — ответил Морган.

— А разве они ещё нужны? — спросила я.

— К сожалению, нужны, — сказала Дейдра с таким угнетённым видом, будто признаваясь в том, что не выполнила домашнее задание. — Я не смогла снять защиту. Это плохая, неправильная защита, но она очень сильная. Я до сих пор не могу с ней справиться. Даже не представляю, что нужно делать, чтобы снять её. Я должна ещё многому научиться.

— Но на это у нас нет времени, — отозвалась Пенелопа. — Давай камни, Морган.

Артур ошеломлённо уставился на неё:

— Пенни, доченька! Это невозможно. Только не ты.

— Да? А кто же?

— Ну… кого-нибудь найдём…

— И взвалим на его… то есть её плечи такую ношу? — Она решительно мотнула головой. — Нет, отец, это наше семейное дело. Негоже вмешивать в него других людей.

— Но последствия…

— Насколько я понимаю, — заметила Пенелопа, — они грозят не мне, а Джоне. Что ж, пусть это будет его бремя, часть его платы за содеянное.

Артур вопрошающе посмотрел на меня:

— А ты что думаешь, сестричка?

— Думаю, Пенни права, — неохотно ответила я. — К тому же у нас нет времени искать Отворяющего на стороне.

— У нас совсем нет времени, — добавила Дейдра. — Нам нужно поспешить, если мы хотим спасти Джону. Пустота уже убивает его.

Джона слабо пошевелился и раскрыл глаза.

— Меня убивает… — еле слышно прошептал он. — Убивает ваше милосердие…

Я страшно не люблю, когда меня будят по утрам, но именно так обычно и происходит. Власть — не мёд, а быть главой Дома — сущая каторга; государственные заботы не дают покоя ни ночью, ни днём. К счастью, за десять лет нашего с Даной медового месяца я накопил достаточно сил, чтобы теперь безропотно нести тяжкое бремя ответственности, но все эти утренние (а тем более ночные) вызовы по-прежнему раздражали меня. Мой Дом был ещё слишком молод, мои подданные по старой привычке дорожили каждой минутой своей жизни, упорно не желая понять, что время не волк и в лес не убежит. Они без зазрения совести тревожили меня по всяким пустякам, и я уже устал вдалбливать им в головы, что сон — дело святое. Вместе с тем я не решался блокировать на ночь свой Самоцвет — а вдруг действительно произойдёт что-нибудь экстраординарное, требующее немедленного вмешательства, — поэтому, в целях экономии нервов, соорудил в стене нашей с Даной спальни крохотную нишу. Когда меня будили, настаивая на немедленной аудиенции, я в большинстве случаев не посылал просителя ко всем чертям, а соглашался на встречу и быстренько мотал в Безвременье, где и отсыпался всласть. При этом я не беспокоил Дейдру (мою дочь); она моментально определяла личность посетителя и не тревожилась понапрасну.

Кстати, о птичках. На этот раз меня разбудила именно Дейдра.

«Да, доченька», — спросонья отозвался я.

«Извини, папа, что…»

«Ладно, — ответил я, зевая. — У тебя что-то важное».

« Очень важное . — Чувствовалось, что она взволнована. — Я только что узнала одну вещь. Нам нужно поговорить. Встретимся в Безвременье, ладно?»