Светлана Середа - Эртан-2 (версия с СИ)

Часть гостей рассматривала меня с искренним любопытством, как заморскую диковинку, видимо, силясь понять, что нашел в этой плебейке наследный принц. Другие весьма недвусмысленно выражали недовольство его выбором. Порой так и подмывало огрызнуться в ответ, и только ладонь Фернанда, сжимавшая мою руку, удерживала меня в рамках приличия.

Сам Фернанд вел себя безупречно. Он с одинаково любезной улыбкой принимал поздравления и парировал бестактные замечания. После одной особо напряженной встречи, наслушавшись изысканно-вежливых оскорблений в свой адрес, я не выдержала и разревелась прямо в кабинете. Фернанд обнял меня сзади за плечи, коснулся губами макушки и долго стоял, пережидая, пока слезы иссякнут.

— Прости. Я понимаю, как тебе тяжело. Эти снобы и меня порой доводят до белого каления. Но они нам нужны. Граф белль Арано самый невоздержанный на язык, но он верен короне и примет любое королевское решение. Бояться нужно тех, что улыбаются, глядя в глаза, а потом втыкают кинжал в спину… Хочешь, я отменю все встречи на сегодня?

— Нет, — я помотала головой, все еще всхлипывая. — У нас и так мало времени. Я справлюсь.

Принц обошел кресло и протянул мне руку, заговорщицки улыбаясь:

— Тогда пойдем прогуляемся по саду. Я покажу тебе место, где прятался от наставника, когда был маленький.

Он произнес это совершенно естественно, словно и не стояли между нами ни шантаж, ни политика — просто заботливый жених успокаивает взволнованную невесту. Это было так… нормально, что я чуть снова не расплакалась от нахлынувших чувств.

Самым опасным и скользким моментом, как и следовало ожидать, было мое туманное происхождение. Лорд Дагерати заставил меня изучить всю доступную информацию по Кэр-Аннону, но главным образом мы с ним отрабатывали способы вежливого ухода от ответа — так, чтобы даже самые беспардонные нахалы поняли, что спрашивать дальше не только бестактно, но и бесполезно. Особо любопытным и настойчивым Фернанд доверительно сообщал, что не хочет подвергать любимую женщину еще и опасности со стороны кэр-аннонских спецслужб.

Помимо полуофициальных встреч и отработки легенды с лордом Дагерати, в моем расписании присутствовали уроки дворцового этикета, знакомство с историей родов Ближнего Круга и введение в текущую внутреннеполитическую ситуацию.

Словом, дни мои, как в старые добрые времена, были наполнены учебой, и до кровати я добиралась вымотанная, как грузчик после смены. Но при всем при этом я порой искренне жалела, что добрые наставники не нагружают меня еще больше. Потому что никакая усталость не спасала от тяжелых мыслей и тревожных сновидений.

Мне снился Вереск. Или Дан. Они постоянно менялись местами, перетекая друг в друга, и я никогда не могла с уверенностью определить, кто из них передо мной. Раз за разом я убивала его, но он неизменно оказывался жив, и мы вместе спасались от погони. Или, наоборот, сами гнались за кем-то. Ни с дичью, ни с преследователями мне так и не довелось столкнуться лицом к лицу. Кроме Дана-Вереска в этих снах было полно эпизодических действующих лиц. Я видела маму. Она была моложе и еще прекраснее, чем на фотографиях, — такой она запомнилась по моим детским снам. Видела Джаниса и Алану. Женьку и Веронику. Порой появлялись и вовсе незнакомые персонажи: рыжая девица в черной косухе, синеглазый эльф, маг Воды, со злым и надменным лицом. Все они что-то мне говорили, но поутру я не могла вспомнить, о чем шла речь. Однако самым пугающим было не это.

Почти каждую ночь мы с Вереском исступленно занимались любовью, и, поглощенная собственными чувствами, я всякий раз пропускала момент, когда он превращался в Дана. После таких снов я приходила в себя с бешено колотящимся сердцем на влажной от пота подушке и долго смотрела в темноту, пытаясь понять, что все это значит.

Строго говоря, сновидения не были неприятными, и в другой ситуации я бы отнеслась к ним с изрядной долей юмора, как тот мужик из анекдота: "Вас эротические сны мучают?" — "Ну почему же мучают, доктор?" Но слишком очевидно было, что сны — это отчаянный вопль из подсознания: что-то идет не так.

Я понимаю, странно слышать "что-то идет не так" из уст девушки, которая готовится пустить свою жизнь под откос. Но нежеланная свадьба была проблемой обдуманной и известной: я признавала ее существование, хотя, может быть, и не смирилась до конца. Какой смысл подсознанию намекать на то, о чем я и так беспрерывно размышляю?

В последнюю ночь я не выдержала и обратилась за консультацией к Умнику. Он ведь был моей интуицией (или, по крайней мере, притворялся ею), а значит — на короткой ноге с подсознанием.

"Ты постоянно сравниваешь Дана с Вереском.", — невозмутимо пояснил он.

"Эту Америку уже до тебя пару раз открывали. Посвежее мыслей нет?"

"И злишься на себя, потому что Дан в этом сравнении выигрывает."

"Да ну тебя, — обиделась я. — Мне не до шуток."

"А я и не шучу."

Его серьезный тон заставил меня задуматься. Вообще-то, зерно истины в этом присутствовало. Я действительно сравнивала Дана с Вереском — это было очевидно и без всякого психоанализа. Дан сам напрашивался на сравнение, упорно пытаясь — вольно или невольно — занять место полуэльфа в нашей компании, как когда-то занял его кровать в Женькиной комнате. И больше всего меня бесило то, что ему это удавалось.

Нет, он не был полной копией Вереска. "Бесподобный господин белль Гьерра", как съязвил Дан, был действительно бесподобен. Неподражаем. Недостижим… как идеал. И в этом, наверное, заключалась главная проблема наших с ним отношений. Он был слишком идеален, и даже его обычная надменность, которая всегда так раздражала меня, была лишь следствием этой безупречности. Я однажды призналась Дану, что в Вереске как будто прятались два разных человека, но это была не совсем правда: в Вереске жили два существа, одно из которых — эльф, и от его эльфийской половины мне хотелось держаться подальше. А человеческую я так и не успела толком узнать.

Дан не был безупречен. Он совершал ошибки, спал с малознакомой эльфийкой, обманывал лорда Дагерати и плел какие-то непонятные интриги за моей спиной. Он не блистал эльфийской красотой, не обладал абсолютным слухом и божественным голосом, да и в драке, наверное, проиграл бы Вереску. Но в нем чувствовалось больше искренности и больше жизни. Он был в чем-то похож на Вереска — только более… настоящий.

Да, я действительно злилась на себя за такие мысли. Но я ведь и на Женьку злилась за то же самое. Мне казалось, что слишком уж легко мы с ним предаем память друга…

До свадьбы оставалось меньше суток, Дан с Женькой еще не вернулись, и настроение было — паскуднее некуда.

Утром меня разбудила Вероника. Я открыла ей дверь и вернулась на кровать, но под одеяло забираться не стала. Начало десятого — пора вставать.