Инна Гарина - Книга без переплета

Доркин обдумал слышанное и сказал почтительно:

— Прости меня за дерзость, вещий чатури. Я не знал… в нашем мире о вас и не слыхивали.

В желтых глазах засветилась подозрительность, но чатури на этот раз сдержался.

— Ладно, прощаю.

— Расскажи мне о том, кто держит нас в плену. Мое невежество простирается так далеко, что я даже этого не знаю.

Баламут высказал свою просьбу так смиренно, как только мог. Но номер не удался. Крылатый человечек фыркнул и ядовито ответил:

— Мои знания стоят дорого, шут.

На сей раз сдержаться пришлось Баламуту. Он призвал на помощь все свое самообладание и мирно поинтересовался:

— Чего же ты хочешь в качестве платы за ответ на такой простой вопрос?

— Я хочу только одного — свободы, — с неожиданной яростью сказал чатури, вцепляясь ручками в прутья клетки. — Но не в твоей власти, человек, дать мне ее.

— Давно ты в плену?

— Давно. Тебя еще не было на свете, когда он ухитрился поймать меня. И с тех пор, все эти долгие годы, он дразнит меня обещаниями отпустить на свободу после того, как я отвечу на еще один, всегда еще один вопрос… и вырвав из меня ответ, смеется надо мною.

Чатури разжал ручки и отвернулся. Два крыла дивной расцветки — алой, белой, черной, золотой, синей, серебряной — взметнулись и укрыли его с головою. И столько человеческого отчаяния было в этом жесте, что сердце Баламута дрогнуло.

— Прости меня, — сказал он, на сей раз вполне искренне. — Если б я мог, то подарил бы тебе свободу прямо сейчас.

С этими словами он поднялся на ноги и, приблизившись к клетке, принялся разглядывать ее. Дверцы в ней никакой не было. А прутья, когда он попытался коснуться их, отбросили его руку, как внезапно распрямившаяся пружина.

— Клетка зачарована, — не поворачиваясь, глухо сказал чатури. Оставь.

Баламут машинально потянулся за кинжалом и обнаружил его на месте, за голенищем сапога. Это на секундочку отвлекло его.

— Что за тупица стражник! Не обыскать, оставить кинжал… Однако посмотрим, может быть, все-таки существует способ снять эти чары, пробормотал он себе под нос, обнажая лезвие и любовно поглаживая его.

— О, да! — саркастически воскликнул чатури, опуская крылья и поворачиваясь к Доркину. — Этот способ очень прост, человек. Кровь… когда она брызнет из твоего сердца на прутья, металл растворится, и я обрету свободу. Ты готов пожертвовать жизнью ради меня?

Доркин невольно отшатнулся. Птичьи глаза засветились мрачным удовлетворением.

— Отойди от греха, — горько и насмешливо сказал чатури. — Вдруг эти чары таковы, что кинжал твой оживет и сам…

Баламут поспешно отступил от клетки.

— Кстати, должен тебе заметить, — тут же ехидно заговорил чатури, что стражник не тупица. Оружие твое бесполезно, ибо ты никого здесь не сможешь убить им, кроме себя самого.

— Это еще почему?

— А потому, — охотно объяснил птицечеловечек, — что здешние стражники — не живые существа из плоти и крови. Они — порожденья нематериальной энергии и неуязвимы для материального оружия.

— Святой Паприк! — воскликнул Баламут. — Что еще за чертовщина! Какая энергия? Ты можешь говорить понятней?

— Не могу, — с удовольствием сказал чатури. — Будь рад и этому.

Баламут несколько секунд смотрел на него в упор, испытывая нестерпимое желание свернуть-таки птицечеловечку шею, потом кое-как взял себя в руки.

— Благодарю. Если все знания твои столь же неприятны, как это, то у меня, пожалуй, больше не будет к тебе вопросов.

Он резко отвернулся, отошел от клетки и вновь уселся на пол. И чтобы успокоиться, принялся полировать лезвие кинжала подолом рубахи.

Чатури некоторое время наблюдал за ним молча. Потом принялся насвистывать на разные голоса, довольно мелодично и приятно, но Доркин упорно не обращал на него внимания. Вдоволь наполировавшись, он полюбовался своей работой, затем спрятал кинжал и со вздохом растянулся во весь рост на полу. И как только он закрыл глаза, демонстрируя желание заснуть, проклятая вещая птица заговорила.

— Ты, кажется, хотел знать, у кого мы в плену? Что ж, покуда он забыл о тебе и к нам не торопится стража с дальнейшими указаниями, я, пожалуй, кое-что тебе расскажу. Не слишком много, поскольку ты не отмечен богами, зато бесплатно…

— Ну да, — с некоторой растерянностью произнес Овечкин. — Я так и думал… то есть…

Только сейчас он понял, что действительно так и думал все это время. Он понял, кого ему напоминала Елена Басуржицкая — своим достоинством, манерой держать себя, аристократизмом, ощущавшимся в каждом ее жесте и слове. Разумеется, Никсу Маколея! Бессознательная привычка к власти делала их обоих такими одинаково спокойными, непринужденными в любой обстановке и безупречно владеющими собой. И поняв это, в тот же миг сообразил Михаил Анатольевич, что он должен делать. Он посмотрел на обеих женщин, не без волнения ожидавших его реакции, и улыбнулся.

— Я знал это, принцесса, — сказал он. — И если мне удастся выбраться отсюда, мы обойдемся без милиции. Расскажите мне все. Как вы попали к этому негодяю?

— Меня усыпили каким-то снадобьем, — сказала Маэлиналь. — По-видимому, у меня было предчувствие… как было оно и у Баламута Доркина, любимого советника моего отца. За день до случившегося он приказал удвоить стражу у моих покоев, хотя ничто не предвещало несчастья. До свадьбы оставалось два месяца, все готовились к празднеству… я весь день примеряла наряды… но когда собиралась уже лечь спать, мне вдруг захотелось взглянуть на свой талисман. Меня как-то необычно клонило в сон, и пламя свечей казалось тусклым, а может, я почувствовала грусть при мысли, что скоро расстанусь с отчим домом, но я подумала, что Тамрот успокоит меня. Я вынула талисман из шкатулки, и в тот же миг рука моя ослабела, шкатулка упала на пол, и я едва успела зажать Тамрот в кулаке, как потеряла сознание. Больше я ничего не помню и не знаю. Очнулась уже здесь, в этом доме. Басуржицкий сказал мне, что я больна и лишь воображаю себя принцессой… в доказательство он провез меня на машине — так называется этот экипаж? — по вашему городу. Конечно, я была испугана… никогда прежде мне не приходилось бывать в других мирах. Но я поняла, в чем дело — ведь при мне, когда меня похищали, был Тамрот, который и помог похитителям уйти из Данелойна на Землю! Очнувшись, я, конечно, не нашла при себе талисмана. Басуржицкий заявил, что не знает о нем ничего, что это моя болезненная фантазия. Он стал поить меня какими-то лекарствами, от которых у меня мутилось в голове, и утверждал, что я его жена… возможно, он и вправду свел бы меня с ума. Но, на мое счастье, сиделка, которую он нанял для меня, Фируза, — она нежно прикоснулась к руке девушки, — поверила мне и встала на мою сторону. Она выбрасывала лекарства Басуржицкого и давала мне другие. Она же объяснила мне, насколько безнадежно мое положение. Но я спокойна — я уверена, что меня ищут. Без меня в Данелойне начнется война, и конечно, отец мой не станет сидеть сложа руки. Рано или поздно меня найдут.