Инна Гарина - Книга без переплета

— Может, напрасно вы так, Фирузочка? Ну зачем вам, действительно, идти с нами, посудите здраво?

— А вам зачем? — огрызнулась она.

Михаил Анатольевич поежился.

— Мне что здесь пропадать, что там — и вправду все едино. А вы еще так молоды, вам…

— Отстаньте от меня, Михаил Анатольевич, — сквозь зубы сказала девушка. — Хочу и иду, и не ваше дело!

Он пожал плечами и, в очередной раз провалившись ногою в какое-то топкое место, тихонько чертыхнулся. В сандалиях у него уже хлюпало — Ловчий вел их через лес напролом, игнорируя все препятствия. Конечно, ему-то что сапоги по колено! А Пэк так и вовсе — бежит почти что по воздуху, едва касается лапками земли…

Горестные земные мысли полезли вдруг в голову Овечкину — и носки-то у него уже мокрые, и провизии-то они с собой не захватили, а путь наверняка неблизкий, и вообще — все наспех, разве так решаются важные дела? А Босоногий колдун вернется, никого не застанет — что он подумает? Под ложечкой неприятно засосало, и очень захотелось повернуть обратно, пока не поздно. Но именно в этот момент Ловчий резко остановился, поворотился кругом, еще раз принюхался и удовлетворенно заявил:

— Здесь!

Сердце у Михаила Анатольевича екнуло. Он нервно огляделся по сторонам — место это как будто ничем не отличалось от всех прочих мест в лесу. Те же мертвые деревья, та же жухлая листва под ногами…

Далее события начали развиваться с исключительной быстротой. Охотник сделал рукою широкое круговое движение и негромко произнес какое-то непонятное слово. И тут началась такая круговерть и свистопляска, что все мысли улетучились из несчастной головы Михаила Анатольевича. Всех их как будто завертело в сушильном барабане гигантской стиральной машины, с диким звоном и искрами из глаз — Овечкина понесло куда-то, сорвав с места, он пытался за что-нибудь ухватиться, но руки скользили по невидимой гладкой поверхности, и в довершение всего из-за непрерывных вспышек перед глазами он перестал видеть своих спутников. Душу обуял ужас, его затошнило, но, к счастью, тут же все и кончилось. Михаил Анатольевич вновь ощутил твердую почву под ногами, и хотя его еще шатало, но звон и сверкание прекратились. Спутники вновь оказались рядом — Фируза, такая же ошеломленная, как и он сам, хватающая ртом воздух, и Ловчий с Пэком, спокойные и невозмутимые, будто ничего не произошло. Кое-как переведя дух, Овечкин огляделся.

Вокруг ничего не было. Он зажмурился на секундочку, потом снова открыл глаза. Вокруг было неописуемое ничто. Бесцветная пустота. На чем ноги стояли — непонятно. У него опять закружилась голова, и он спросил слабым голосом, борясь с дурнотой:

— Где мы?

— У ворот, — ответил Ловчий. — Сейчас выйдет стражник.

Голоса их звучали глухо, едва различимо.

— А где же эти… ворота?

— Напряги воображение, — нетерпеливо сказал охотник. — Нужны тебе ворота — так увидь их!

Михаил Анатольевич некоторое время соображал, что тот имеет в виду, потом послушно напряг воображение. Даже глаза снова зажмурил для большего эффекта. Он знал только одно место, где находились ворота в другой мир, и попытался представить себе его. И что-то такое получилось… Во всяком случае, открыв глаза, он увидел то, что уже видел однажды ночью в Муромских лесах — поляну, окаймленную елями, костер, ночное небо, усеянное звездами. Под ногами была трава. В воздухе витал терпкий, живой запах леса и дыма.

А у костра сидел человек. Чем-то он был похож на Ловчего и одет так же, в брезентовый плащ и высокие сапоги — по-видимому, воображение у Михаила Анатольевича было все-таки не очень развито… Но в отличие от призрачного охотника у этого человека имелось лицо, и лицо это производило приятное впечатление — здешний стражник приветливо улыбался, хотя и смотрел на них весьма пристально.

— Здравствуйте, — первым заговорил он. — Какие гости!

— Привет, — отозвался Ловчий, подходя поближе.

— Привет, коллега, — пискнул Пэк и без приглашения юркнул в костер.

Стражник поднял брови и вопросительно поглядел на Ловчего.

— Мы тоже из Стражи, — пояснил тот, усаживаясь на землю у костра. — А это с нами — парочка смертных.

— Вижу, — сказал стражник. — И что же вам понадобилось у ворот темного мира?

— Да пройти в них, братец, только и всего, — весело сказал Ловчий, и оба они засмеялись, как над доброю шуткой. И Пэк присоединил к их смеху свой серебряный колокольчик.

Михаил Анатольевич осмелел, взял за руку застывшую, как изваяние, Фирузу и подвел к костру. Стражник лишь мельком посмотрел на них и вновь обратил к Ловчему уже несмеющийся взор.

— Ну, — сказал он, — объяснись, приятель!

Вместо ответа охотник вынул из кармана плаща плоскую металлическую пластинку, выточенную в форме многолучевой звезды, блеснувшую золотом в свете костра, и протянул ее на ладони. Стражник, не прикасаясь, несколько секунд пристально всматривался в нее, затем кивнул.

— Ладно. Тебя и саламандру могу пропустить. А смертных…

— Ради него идем, — Ловчий указал на Овечкина. — Как сопровождающие. На нем заклятие лежит, которое можно снять только в вашем темном мире. Он, видишь ли, беглую душу — самого Хораса — обратно заточил.

Стражник повернул голову и на несколько секунд вперил в Михаила Анатольевича свой пристальный взор. И Овечкину сделалось вдруг ужасно неуютно и захотелось, чтобы тот отправил его вон отсюда, сейчас же, и никогда и никуда не пропускал. Но стражник вновь медленно кивнул, и лицо его помрачнело.

— Значит, это ты вернул его, — сказал он. — Смелый ты, однако, человек. Связаться с Хорасом… Что ж, попытай счастья. Я попробую дать ему знать, что ты идешь.

Михаил Анатольевич только глубоко вздохнул, не зная, радоваться ему или же лечь и умереть сразу, не дожидаясь продолжения путешествия. Отчего-то он начал чувствовать себя какой-то марионеткой, за которую решают другие. Но, может, это было и хорошо. Сам он вряд ли бы на что-то решился…

Стражник тем временем повернулся к Фирузе.

— Девчонка сама увязалась, — торопливо сказал Ловчий. — Нечего ей там делать, и предупреждали ее…

Стражник молчал и все смотрел на Фирузу. А та под его взглядом хмурилась, ежилась, но глаз не отводила. Наконец он открыл рот:

— Что скажешь, девушка?

— Пропусти… что я еще могу сказать?

— Зачем?

— Ну, надо мне! — хмуро сказала Фируза.

— Надо? Это не причина. Видишь ли, милая…

— Сейчас расплачусь, — пригрозила она, и голубые глаза ее действительно тут же наполнились слезами.

— Это не поможет, — сказал стражник. — Если я начну пропускать в преддверие ада каждую плачущую женщину, меня не то что уволят… даже не могу тебе сказать, что со мной сделают. Попробуй все-таки объяснить, зачем тебе туда понадобилось. Возможно, я сочту причину серьезной, хотя ничего тебе не обещаю. Пять минут на размышления…