Сергей Фомичев - Конвой

— Каждому своё, — произнёс Жирмята над свежим холмиком. — Ненадолго ты пережил дракона, погонщик. Не дотянул до пенсии.

Четыре фигуры возникли перед конвоем внезапно, словно ожившие вдруг стволы придорожных деревьев. Чёрные с ног до головы, они держали прямые и узкие мечи редкой для этих мест ухваткой. Поначалу Волошек решил, будто обычные разбойники попросту насмотрелись живых картинок, что на ярмарках показывают в своих балаганчиках гномы; среди прочих там попадались истории про сказочных воинов востока, якобы способных в одиночку сражаться с целой армией хоблинов или орков. А то бывает какой-нибудь крестьянский сын пролежит на печи тридцать лет, начитается лубочных комиксов и давай рубаху рвать…

Но когда Жирмята почти в упор разрядил арбалет, а нападавший спокойно отвёл стрелу тыльной стороной кисти, Волошек понял, что это не маскарад.

Чёрный воин с грацией кошки вскочил в повозку, и он, Первый Клинок Запада, как титуловали победителей Уимблдона, с трудом отразил бешеный натиск, прикрывая Жирмяту, который только-только потянулся к мечу.

Волошеку удалось смутить противника. Тот, похоже, не ожидал встретить мастера и сбавил напор. Кое-как отбиваясь, Волошек потащил товарища к середине поезда, туда, где завязалась основная схватка, — против эдаких чертей нужно было отбиваться всем вместе.

Двукратное преимущество отряда таяло на глазах. Хельмуту снесли голову ещё до подхода друзей, а раненый Эмельт продержался немногим дольше.

Скоро Волошек приноровился к необычной технике врага, напомнившей ему фехтование на рапирах, с той лишь разницей, что колющими ударами дело не ограничивалось. Он стал даже навязывать свой стиль, но при этом отчётливо сознавал, что кроме него, пожалуй, только Дастин и Ксюша могли на равных противостоять странным воинам. Жирмята не выстоял бы против них и минуты. К счастью, товарищи держались рядом, и Волошек несколько раз спасал ему жизнь.

Впрочем, Рыжему выпал случай вернуть часть долга. Один из чертей резко выбросил руку вперёд, и с его ладони сошла стальная снежинка. Враг метил в лицо или висок, но Волошек успел прикрыться рукой. Острие клюнуло чуть ниже локтя, выплеснув адский котёл боли. Пользуясь смятением, соперник бросился на Волошека, выставив перед собой меч. Тут и вмешался Жирмята. Он не смог бы отразить нападение и просто пихнул товарища в бок. Меч рассёк вожжи и укоротил хвост одной из коняшек.

Странным был этот бой. Ни ободряющих возгласов, ни команд, ни криков — только звон стали и усталое пыхтение с обеих сторон. И когда Волошек умудрился-таки проткнуть своего противника, тот упал, не издав ни стона.

Ещё одного зарубил Дастин, но и сам рухнул следом. А вскоре на землю осел Андал. Конвой менял двух бойцов за одного. И при такой арифметике дело шло к полному и взаимному уничтожению сторон. Двое уцелевших врагов считать умели. Подпустив едкого дыма, они подхватили тела соратников и исчезли в лесу.

Дым унесло ветром. Битва закончилась.

Волошек первым делом бросился к Ксюше, но та отмахнулась, мол, задели не сильно. Вместе они осмотрели товарищей. Эмельт не дышал, а голову Хельмута нашли под фургоном.

Тяжелораненых было двое. Андала проткнули насквозь, насадив внутренности, точно кусочки мяса на шампур. Будь на нём хоть самая примитивная защита, рана не оказалась бы столь тяжёлой, но он встретил меч волосатой грудью и теперь едва дышал, плюясь кровью. Дастину повезло больше — длинный рубец, пересекавший лицо и далее плечо, оказался неглубок — но и орк вряд ли в состоянии был править сейчас лошадьми. Как в этой мясорубке уцелел Сейтсман, оставалось только гадать. Чудо — не иначе.

Раны перевязали. Тяжёлых уложили в повозку. Хельмута с Эмельтом похоронили возле дороги. Церемония прощания вышла недолгой.

— Искал ли ты острых ощущений, — произнёс Рыжий, начав с напарника Ксюши, — или просто хотел быть подальше от папаши? Не знаю. Теперь ты в полной мере обрёл и то и другое.

С Эмельтом получилась заминка. Жирмята не нашёл с ходу нужного слова. И тогда вперёд вышел Волошек.

— Ты считал этот мир своим. Ты не желал уходить. И теперь остался здесь навсегда.

Его не поняли, но посчитали, что молодой человек знает, о чём говорит.

Отряд поредел изрядно. Потери превысили критический уровень, и повозки пришлось вновь сцепить поездом. Дастин показал Ксюше на карте ближайший хуторок, скорее даже отдельную корчму, передал амулеты, и она повела конвой. Рыжий с Сейтсманом поглядывали по сторонам, а Волошек ухаживал за ранеными.

Дастин скоро заснул, а Андал бредил. Он иногда приходил в себя, и тогда озирался, стараясь понять, где находится и что случилось. Вспомнив, спрашивал:

— Что с Эмельтом? Как он?

— Эмельт погиб, — всякий раз отвечал Волошек, не желая ни врать, ни успокаивать подопечного.

Андал кусал окровавленные губы и вновь забывался.

— Он умер, — сказал Волошек, закрывая глаза Андалу.

Подошедшие на оклик наёмники вздохнули.

— Скоро конец считалки, — пробурчал Дастин, косясь на мёртвого соседа.

Андала выгрузили и схоронили под деревом. Жирмята, ставший кем-то вроде отрядного капеллана, не стал прерывать традицию:

— Не знаю уж, куда отправилась твоя душа, но уверен, она одинаково достанет и тех, что в перьях, и тех, что с рожками. Аминь.

С полянки, на которой стоял конвой, виднелась уже корчма. До Альмагарда, если верить карте, оставалось сорок вёрст или около того. Они стояли и не знали, что делать дальше. Командиру становилось всё хуже, он часто терял сознание, а когда приходил в себя, говорил лишь одно — надо спешить. Его мало кто слушал. Выжившие балансировали на грани нервного срыва.

— Нас всех перебьют! Чёртов груз, чёртов наниматель, чёртовы гномы, — психанул Жирмята и со злобой ударил кулаком по первой попавшейся бочке.

— Эй! Осторожней, не «миргородскую» везём, — осадил Дастин.

Кулак, занесённый для второго удара, замер. Жирмята медленно повернулся к раненому орку. Глаза его стали малыми щёлками, словно у ханьского монаха.

— Что ты сказал?

Совершенно не требуя ответа, Рыжий вспрыгнул на фургон, вытащил кинжал и принялся буравить дырку. Сейтсман с любопытством подошёл поближе.

— Эй! Ты спятил? — попытался возразить орк.

— Ерунда… я на самом верху… чуть-чуть… малую такую дырочку… Сейтсман, дай кружку!

Сцедив совсем немного, он пригубил жидкость, уже заранее зная, что обнаружит.

— Минералка! — весьма довольный собой, кивнул Жирмята.

— Что?! — взревел Сейтсман, выхватывая кружку. Сделав глоток, он сплюнул. — Вода, мать её.

— Чистейшей, как говорится, воды, — заверил Жирмята. У него вроде как и настроение поправилось от открытия.