Андрей Стерхов - Быть драконом

Памятуя об обстоятельствах переименования этой отстроенной по петербуржским лекалам улицы и ещё о том, что «как вы шхуну назовёте, так она и поплывёт», я стал размышлять о том феномене, который называется «загадочная русская душа».

О том, как низко эта душа может пасть.

О том, как высоко она может подняться.

О том, как швыряет её то и дело из стороны в сторону.

До тех пор размышлял, пока не началось. А началось тогда, когда я, собираясь подстегнуть работу мозга очередной порцией хмеля, сорвал зубами крышку с последней бутылки. И началось с того, что на нос мне упала снежинка.

Потом ещё одна.

И ещё.

Затем снег повалил невероятными хлопьями, и вскоре мир полностью скрыла белая пелена. Мир исчез. С концами. Ничего не осталось. Только снег стеной и невесть откуда взявший северо-восточный ветер, от которого дубела кожа на лице. Ветер хлёстал яростно, но завываний не слышалось. Вообще, ничего слышно не было. Тишина наполняла уши звоном, и этот звон не предвещал ничего хорошего. Тишина была зловещей. Мне захотелось отлить. Дабы доказать себе, что это от пива, а не от страха, я не тронулся с места. И правильно сделал, потому что в следующий миг ветер стих и пелену, будто нож простынь, пробил узкий луч голубого света. Луч начал раздаваться, превратился в мощный световой поток и в белом месиве образовался широкий коридор, в конце которого появился тёмный силуэт. Вскоре я увидел, кто это.

Дух явился мне в облике северной женщины. Женщины-шамана. Женщины-кхама.

Она приближалась величественным неспешным шагом и приближалась не одна, а вместе со всем своим чудесным зоопарком. Огнегривого льва и синего вола с ней, конечно, не было. И золотого орла тоже. А были те, кому и должно: серый волк, белая полярная сова и жирная змея-гадюка. Волк шёл рядом, справа и чуть впереди. Сова сидела на левом плече и казалась спящим. А гадюка обвивала шею на манер шарфа.

На лицо мёртвой колдуньи смотреть было не то чтобы страшно, а неприятно. Это было не лицо, а нечто напоминающее морду фантастического животного. Возможно, что это была маска, но такая маска, которая позволяла сохранять мимику. Возможно, что это было не так. Вполне вероятно, что этот эффект возникал из-за игры теней. Особо не рассматривал — не смотря на защитные очки, меня обожгло взглядом яростно горящих глаз, и я, стушевавшись, переключился на её костюм.

Одета она была сообразно своему высокому статусу в фееричный балахон из тонкой оленьей шкуры мездрой наружу. Что касается деталей, там было на что посмотреть. Плечи, подол и швы балахоны оторочены полосками красного сукна. Там и сям нашиты медные бляшки, изображавшие духов-помощников. На рукавах — металлические трубки. На поясе из замши много чего: глиняные скульптуры животных, лапы птиц, шкурки белок, когти-зубы медведя, высушенные рыбьи головы и ещё колокольчики. А помимо того несколько ножей. Чёрные волосы колдуньи, часть которых были завиты в тонкие косички, стягивал металлический обруч с прикреплёнными к нему разноцветными перьями и короткими суконными полосками. Перья торчали вверх, разноцветные полоски свисали. Походило на корону.

Разглядывая её наряд, я вспомнил подготовленную Лерой справку. Помимо прочего там говорилось, что костюм колдуна-кхама является своеобразной моделью Вселенной, которая устроена строго по вертикали, символизирующей Мировую ось. Роль шамана, как посредника между миром людей и миром иных существ, выражена в его костюме очень определённо. Три деления Мировой оси представлены тремя элементами одежды: Верхний мир — головным убором, Средний мир — собственно костюмом и Нижний мир — обувью. Два крайних элемента образуют оппозицию Среднему миру — миру людей.

Вспомнив об этом, я опустил взгляд на ноги колдуньи, и увидел, что она обута в чаги, возможно, из волчьей, а, скорей всего, из собачьей шкуры. «Интересно, в них летом не жарко?» — задался я пустым вопросом, который тут же снял мыслью о том, что зима у этой дамы всегда при себе. А затем съехал на злободневное: «Только бы не развоплотила. Пусть тело в клочья разорвёт, но душу не трогает. Пусть лучше будет больно, но не смертельно, чем безболезненно, но неисцелимо».

Она остановилась метрах в пяти и едва заметным движением направила ко мне волка.

Я стоял на люльке, бодая порывы ветра, и сжимал бутылку так, будто в ней булькало не пиво, а финский коктейль «для Молотова». Едва волк сделал шаг, я перекинул бутылку из правой руки в бросковую левую, и заорал что было мочи:

Волк, не обращая никакого внимания на мои отчаянные крики, подошёл к тросу, понюхал его, тронул лапой и беспрепятственно заступил за черту. Дальше не пошёл, повернул морду к хозяйке, вопрошая, что делать дальше.

Я не стал дожидаться решения колдуньи. Отшвырнул бутылку в сторону, подхватил бубен с кулоном и прыгнул через волка за пределы круга. Сделав два шага в направлении колдуньи, я протянул ей бубен и сказал:

— Забирай. Твоё.

Она медленно подняла жезл, собираясь отмерить мне по полной программе, но почему-то передумала и опустила своё грозное оружие. В этот миг сова на её плече вздрогнула, встрепенулась, взлетела и, трижды облетев меня, свалилась в пике. Подхватила клювом золотой амулет и, воровато оглядываясь, вернулась на своё место. А следом и волк подсуетился: выскочил из-за спины, схватил бубен зубами и отбежал.

Так мёртвая колдунья вернула себе своё.

И пока соображала, что со мной делать, я, используя отсрочку, вытащил чуть подрагивающими от волнения руками сигарету из мятой пачки, оторвал фильтр и, пряча от ветра зажигалку в ладонях, прикурил. Когда сладко (полагая, что, возможно, курю последний раз в жизни) затянулся, в голове вдруг вспыхнуло и тут же погасло перламутровое сияние. Я удивлённо посмотрел на сигарету — что за психоделика? Но тут сияние повторилось, и до меня дошло, что это вопрос.

— Кто ты? — спрашивала колдунья, озадаченная моим неадекватным поведением.

— Дракон, — ответил я и ещё раз затянулся.

Змея при слове «дракон» подняла голову и посмотрела на меня мутными глазами.

— Лунь? — уточнила колдунья.

Я покачал головой:

— Нет, просто золотой дракон.

— Золотой?

— Золотой.

— Рассказывай.

Чего она хочет, я не понял, но уточнять не стал и поведал ей то, что поведал мне при нашей первой встрече мой наставник вирм Акхт-Зуянц-Гожд.

— Давным-давно это было, — начал я. — Ациблат Див, более известный как Натурщик, вернулся из-за края и убил Великого дракона. Сделал он это самым подлым образом. Подкрался, когда Великий спал, и вогнал ему меч в ухо. А четверых его наследников Натурщик изгнал из Таммы.