Ольга Шумилова - Эхо войны.

Счетовода не было на месте. Не было его там и через час, и через два. На мой раздраженный вопрос, в какую Бездну он провалился, Тисса лишь лениво повела плечами и посоветовала спросить в соседней приемной.

Спрашивать я не стала, а просто позвонила, поправ тем самым все нормы этикета и субординации.

— А, фарра Морровер, — равнодушно отозвался счетовод. — Я уже хотел за вами посылать. Четыре дня прошло, а вы все никак не можете предоставить внятный отчет по этому вашему трупу.

— Фарр Бэйсеррон, вам не кажется, что отчеты подобного рода должен присылать врач? — сухо поинтересовалась я. — Причем здесь я?

— Вы в этом форте, фарра, судя по всему, при всем. В любом случае, такие разговоры не ведутся по переговорнику, — оборвал он мои возражения. — Подходите в жилой корпус. Блок 4–А.

Он отключился. Я возвела очи горе, досчитала до десяти и начала спускаться на первый этаж.

Слишком часто и не по делу я стала выходить из себя. Размораживаюсь, что ли?…

Блок 4–А отчего–то показался смутно знакомым. Открывший дверь Бес с порога бросил:

— Ну?

Я шагнула внутрь, и всю дорогу до, судя по всему, кабинета не закрывала рта, постаравшись переложить как можно больше проблем на того, кто и должен этим заниматься.

Мне вовсе не улыбалось и дальше выступать в роли универсальной затычки для дыр в чужих планах.

— Что ж, если все так, как вы говорите, нам остается одно, — скучным тоном констатировал счетовод.

— А именно?…

— Молчать, естественно, что же еще? Как вы справедливо заметили, вам навряд ли поверят, поскольку доказательств нет. Кстати, вы не думали, что все это может быть связано с местом, где вы его нашли? Какие–нибудь занимательные бактерии, вирусы? Посторонние воздействия?

— Фарр издевается?… Посторонних паразитических организмов и посторонней же вживленной аппаратуры не выявлено, если вы об этом. И какие воздействия предполагаются через пол–планеты? — холодно отрезала я. — И, сделайте любезность, не упоминайте при мне о бактериях и вирусах. Из–за этих милых зверюшек я провела в карантине месяц, и вовсе не жажду продолжения.

— А вот мне все больше хочется его вам устроить, — раздалось из–за приоткрытой двери. — Птар, выйди, пожалуйста.

Дверь открылась. В проходе возник комендант, и я наконец вспомнила, с чем у меня ассоциировался этот блок. Он в нем жил, только и всего.

— Здравствуйте, комендант.

— Морровер, неужели вы все еще здесь? Не верю своим глазам, — ядовито сказал он. — Признаться, думал, что вы умнее — и находитесь на полпути к Солярике.

— Вы правы. Ко всем своим недостаткам я еще и глупа, — бесцветным голосом отозвалась я и посмотрела на него в упор. — Вы, к слову, тоже.

— Этан, ты точно хочешь, чтобы я ушел? — осторожно поинтересовался Бэйсеррон, с непонятной мне тревогой глядя на коменданта. — Мне это не кажется хорошей идеей.

— Иди. Трупов не будет, — неожиданно устало сказал он. — Но с вами двоими я не справлюсь.

Бес кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я проводила его взглядом и спросила:

— Могу я узнать, зачем меня вызвали?

— Почему вы спрашиваете об этом у меня?

— Потому что вызвали вы. Кто бы этот вызов не озвучил. Не так ли?… — я посмотрела коменданту в глаза. И не отвела их, когда он вышел из тени дверного проема и сел за стол, скрестив руки на груди. Ну и что ты ожидала увидеть?…

Те, кто может разговаривать со Смертью, не умеют лечить. Они умеют другое — умеют, и не делают этого никогда. Потому что кто в своем уме возьмет чужую болезнь или увечье на себя? С теми же шансами на излечение — становясь смертниками, потому как кто же просит богиню о пустяках…

— Ну, говорите, я же вижу, что вас просто распирает от желания сказать мне что–нибудь мудрое и вечное, — резко и зло сказал он наконец. — Даю вам ровно десять минут, можете болтать, что хотите. Читайте нотации, душеспасительные проповеди, или чем вы там обычно занимаетесь, сколько угодно. Но потом говорить буду я. А вы — молчать, хоть раз в жизни.

— Как вы верно заметили, я слишком глупа. Мне следовало сесть на ближайший рейс до Солярики на следующий же день после прибытия, — деревянным голосом отозвалась я и замолчала.

Прошла минута. Три. Пять…

За окном отцветало лето. Туда я и смотрела. За окно.

— Не слышу ваших аргументов, — оборвал тишину комендант. — Поторопитесь, ваше время истекает.

— Скажите, какие аргументы вы хотите услышать, я их озвучу, — я пожала плечами.

— Неужели не хотите спасти лишнюю душу от подвалов Бездны?

— Вы превосходно спасете себя сами. А то, что я способна сказать — или спросить, боюсь, только затолкает вас еще глубже, — я перевела взгляд на пустую стену. — Я понимаю все, даже почему вы с таким трудом переносите меня лично. Но неужели ради заталкивания в Бездну ближнего своего, пусть даже и меня, вы готовы на все?

— Неужели в вас заговорила совесть?… Успокойтесь, и успокойте заодно и ее. Вы ничего мне не должны, — отрезал он.

— Я говорила вам то же самое. Так что вы не следуете своим собственным советам.

— Ну хорошо, видимо, придется прояснить этот вопрос, пока вы не додумались до какой–нибудь благоглупости самостоятельно — ритуального самоубийства или попытки вернуть все на круги своя, — он закусил губу и забарабанил перетянутыми бинтами пальцами по столу. — У меня это сойдет в течение месяца–двух, максимум полугода. И оставит шрамы не намного более заметные, чем у вас сейчас. Так что можете считать, что мне это ничего не стоило, и закроем на этом данную тему.

— Вы вообще сол?…

— Насколько можете видеть, даже чистокровный, — он раздраженно предъявил мне поднявшийся над столешницей кончик хвоста. — И обстоятельства моего появления на свет я с вами обсуждать не собираюсь.

— Вы говорите, что это не стоило вам ничего… — я подняла на него глаза. — Тогда скажите, что впервые за всю историю Короны нашелся тот, кто смог сделать это сам. И тогда, воистину, я приравняю вас к богу, — я отвернулась. — Это делает Смерть, мы лишь просим ее об этом. Не думайте, что я этого не знаю, — я понимала, что хожу по тонкому льду, но останавливаться уже не было смысла. — С ней ведь как минимум необходимо было заговорить. Снова, верно?…

Барабанящие по столу пальцы застыли в воздухе.

— Ее ведь по–прежнему нужно уговаривать? И она до сих пор берет плату за услуги?

— Не вижу признаков того, что это ваше дело, — деревянный голос звучит будто из подземелья. Глухо и не по–настоящему.

— Выполнить ее желание, так ведь?… Не слышала, чтобы в этих желаниях она была милосердной.

— Ваши десять минут истекли, — руки опустились на столешницу. Невидящий взгляд уперся в стену. — Уходите.

— Если не ошибаюсь, вы вызывали меня, чтобы что–то сказать.