Джулия Смит - Мудрец острова Саре

Сколько бы преданности ни оставалось у последователей, она вмиг развеялась. Словно отлив на море, они попятились назад, будто боялись дышать с ней одним воздухом. Уважение и надежда в их глазах сменились разочарованием и отчаянием.

— Вы все еще будете опровергать свою причастность? — поинтересовался Натан. В отличие от других он не отступил, а наоборот — навис над ней, как грозовая туча. — Сам принц винит вас!

— Нет, это ошибка… он никогда бы… кто-то еще, должно быть…

Вдруг она услышала эхо голоса в своей голове — низкого, угрожающего, — и все стало ясно.

Если передумаете, — говорил Брандегарт, — то поспешите, потому что уже через несколько дней начнутся необратимые события.

Необратимые события…

— Мозель, — медленно начала она, — Николас говорил что-нибудь о Мудреце острова Саре?

— Только что они встречались… но мне показалось, что он что-то не договаривает. А что? Это важно?

— Очень важно. Боюсь, король прав: принца околдовали. Но не я. — Атайя с горящими глазами повернулась к Джейрену. — Это месть за наш отказ присоединиться к нему.

Тут Натан взорвался.

— Ого, ничего себе! Если ваш Мудрец — не знаю, кто это, — такой чертовски опасный, то почему вы никогда даже не упоминали о нем? Да не существует никакого Мудреца, вот почему! Он — выдумка, ложь, чтобы отречься от собственной неудачи! Вы говорили нам, что не собираетесь свергать короля, потом сами себе противоречите своими действиями и в итоге сваливаете вину на кого-то, о ком мы ни разу не слышали!

— Как мне убедить вас? Я не имею к этому никакого отношения!

— Меня вам не обмануть, — плюнул Натан. — Я ухожу. Я был готов бросить вызов священникам, ваше высочество, чтобы изменить один закон, но короля я предавать не собираюсь. Зачем мы вам, принцесса? — спросил он, обведя рукой толпу. — Мы — армия, которую вы клялись не создавать. Вы спасли нам жизнь, чтобы преданные последователи в один день помогли вам захватить власть? Вот так спасительница! — Он отвернулся в полном отвращении. — Надо было сразу догадаться. Вы не святоша… голубая кровь, рвущаяся к трону.

— Я никогда не претендовала на святость! — крикнула Атайя, теряя терпение. — Сожалею, что я не тот мессия, которого вы ожидали. Я не говорю на всех языках мира и не хожу с нимбом над головой. Но если я не делаю из своей веры публичного зрелища, еще не значит, что у меня ее нет, или что я руководствуюсь скрытыми мотивами. Молитва — прекрасная вещь, но за молитвами работа стоит. Бог не выполняет ее за нас, Натан, Он лишь дает нам силы сделать все самим. Я хочу только, чтобы люди перестали убивать нас за то, что мы обладаем чем-то, чего нет у них. Больше мне ничего не нужно.

Тоня и еще несколько человек одобрительно кивнули, однако Натана слова принцессы ничуть не тронули.

— Очень красноречиво, — отметил он. — Прямо как речь епископа. Но я все же ухожу.

— Натан, — поймал его за руку Руперт.

— Оставайся, если хочешь, отец. Но помни: из-за нее ты потерял свою таверну.

— Лучше лишиться таверны, чем сына. Благодаря ей ты до сих пор жив.

— Знаю. И я до сих пор намерен помогать таким, как я. Буду учить магии любого желающего. Но не под ее знаменем. Только не после произошедшего.

С этими словами Натан вырвался из хватки отца и побежал в свою палатку собирать вещи. Через несколько минут он уже шагал прочь из лагеря с джутовым мешком за плечами, из которого торчала спешно запиханная одежда.

После ухода Натана начались трудные для Атайи времена. Один за другим лорнгельды решались пойти по его стопам: складывали пожитки, снимали палатки и покидали лагерь с лицами, полными боли. В отличие от шума вокруг Сеттера, когда его сообщники попытались украсть еду и деньги, не думая о том, что оставшиеся будут голодать, эти люди уходили с тем, с чем пришли, ничего не требуя от принцессы. Глядя в их глаза, Атайя понимала, что, если б им предложили вернуть приобретенные здесь знания, они бы с радостью отреклись от них. С ней мало кто объяснялся, лишь некоторые извинялись и говорили, что не могут ей более доверять.

— Эмма, — взмолилась она, когда светловолосая девушка взвалила на плечи связку с тряпьем. — Пожалуйста, не уходи. Твои заклинания еще ненадежны.

— Значит, я доучусь где-нибудь еще, — сказала Эмма, избегая взгляда Атайи. Голос звучал приглушенно, однако в нем чувствовалась вражда. — Мою деревню уничтожили, потому что вы туда заехали. Этан умер. Все из-за предателя.

С дрожащими губами Эмма пошла прочь с просеки, не оглядываясь.

Атайя подошла к десяткам лорнгельдов, но каждый раз получала холодный отказ. Никогда раньше не ощущала она себя столь беспомощной. Сердце стонало от горести: лучше сразиться с дюжиной таких, как Саттер, чем смотреть, как люди молча уходят — без открытой ненависти, но лишенные веры.

Позже, когда на небо поднялся холодная убывающая луна, принцесса закрылась в своей комнате и оглядела из окна поселение, которое за один день уменьшилось вдвое. Джейрен принес ей тарелку тушеного мяса на ужин — большую порцию, хотя повод для такого изобилия отнюдь не служил утешениям, — и доложил о потерях.

— Ушла половина. Осталось около сотни колдунов и пятьдесят — шестьдесят членов их семей. Жерар с нами… и Мария. Многие до сих пор на нашей стороне.

Атайя положила лоб на ледяной каменный подоконник, вспомнив, сколько надежд она питала в свою первую ночь в лагере прошлым апрелем, когда друзья пели песни под звездами.

— Они даже не разговаривают со мной, — сказала она, едва сдерживая слезы. — Просто смотрят, разочарованные. Боже, таким же взглядом провожал меня мой отец, считая, что я выросла не той дочерью, какой ему хотелось бы. А теперь я подвела их всех.

— Атайя, не говори так.

Однако принцесса была безутешна.

— Союзники Саттера ненавидели меня за то, что я не сражаюсь против Дарэка, а теперь презирают меня еще больше, потому что решили, что я их обманывала. А те, что всегда были врагами — к примеру, сегодняшняя толпа в Кайбурне, — просто разорвать готовы, так как уверены, что я пыталась убить короля так же беспощадно, как покончила с Кельвином. Все разваливается на части, Джейрен. Я обещала отцу, что все изменится. Я клялась ему в этом. Если проиграю, для меня все потеряно.

— Все? — переспросил он, подойдя к ней вплотную. — У тебя останусь я, хотя, согласен, невеликое утешение по сравнению с утратой государства. Ну да этого не произойдет. Не оставляй надежду.

Атайя шмыгнула носом и повернулась к нему.

— Как тебе удается всегда быть столь чертовски оптимистичным?

Слова прозвучали не как упрек, а как отчаянное желание узнать способ.

— Приходится, — спокойно ответил он, — раз уж ты у нас пессимист.