Виталий Каплан - Круги в пустоте

— Константин Сергеевич, хеллоу, — тараканами побежали из телефонной трубки слова. — Как ты там, меккос, отдыхаешь? Ну отдыхай, отдыхай, дело полезное, особенно в старости. А я вот тут тебя обрадовать решил. Короче, нашли мы твоего соотечественника. Занятный парнишка оказался. Ты, кстати, какого хрена, когда с Петрушкиным сыном его обменивал, знание языка ему впрыснул?

— Очень простого хрена, Юрий, — поведал он мембране. — Как бы в Олларе ни заботились наши люди о мальчике, а знание языка ему не помешает. Мало ли что? Должен же он хоть как-то ориентироваться в обстановке?

— Ты, может, и прав, Сергеич, да только побочный эффект таков. Юноша этот твой лихо освоился в нашем мире, тусовался с какими-то неформалами на Арбате, скорешился с какой-то дебильной самодеятельной рок-группой. Представляешь, его тренируют сейчас на ударника!

— Легко представляю, — согласился Хайяар. — У любого мага абсолютное чувство ритма. Без этого в нашем деле не прожить.

— В общем, как это у них называется, вписали его на некую хату в районе Измайлова. Сидит, курит, пиво пьет, весь обслушался разной молодежной музыки. Интересное у вас в Олларе поколение подрастает, а?

— Отдельные уроды ничего не значат, — вздохнул Хайяар.

— Ну, ваши уроды — это вообще отдельная тема, — хохотнул Семецкий. Только сейчас Хайяар догадался, что стражник пожалуй что и пьян. — Давай другое решать, что с ним дальше делать? Пацана-то охранять надо, раз он с нашим Лешкой завязан. Сам посуди, в этой тусовке его оставлять опасно. Ты вообще представляешь, что такое экстремальная молодежь? Наркотики раз, алкогольные разборки два, катания ночью на мотоциклах — три, спид — четыре. Все это, заметь, несовместимо с жизнью. Короче, есть два варианта. Или мы его возьмем и держим у себя, или за него берешься ты. Честно говоря, мне бы с ним возиться не хотелось. И без того работы невпроворот, а тут еще отдельную камеру ему где-то устраивать, магические заслоны ставить… Слушай, давай-ка мы его к тебе привезем? В конце концов, из вашей же конторы пацан, типа ты за него в ответе. Может, и приручишь.

Хайяар задумался. Как ни крути, Семецкий был прав. Оставлять мальчишку среди его новообретенных друзей не следовало ни в коем случае, доверять раздолбаям Магистра — тем более. И конечно, не стоило держать его в застенках Стражи. Как бы словоохотливый мальчик не рассказал там чего лишнего. Значит, придется пасти самому. Напомнить о долге, о верности Высоким Господам, о клятве ученика. Сурово напомнить, по-олларски. Пожалуй, вот этот ремень вполне сгодится, в меру гибок, в меру широк…

— Ладно, Юрий, привозите. Но не сейчас, разумеется. Завтра подвезите, к десяти. Годится? Ну и прекрасно. Огурчик съешьте, а утречком рассолу. Все, кончаем связь.

Он повесил трубку. Что ж, еще одна морока навалилась… Вот и решай — то ли навести на парнишку настоящий сон, глубокий, в полушаге от смерти, то ли всюду таскать с собой. Заодно и к делу приставить, держа на подхвате. Внучатый племенник… Да, наверное, так и следует сказать соседям.

Он кинул прощальный взгляд на белую и грустную луну, повернулся и пошел досыпать. Ох, ну когда же все это кончится?

Солнце еще не взошло, но было уже совсем светло, и далекая гряда облаков окрасилась нежно-розовым. Точно полоска крема на торте… В степи тоже были такие восходы, хотя здесь облаков заметно побольше. То ли потому, что севернее, то ли дело идет к осени. И еще, здесь почти не слышно птиц. Там, в травах, они то и дело свиристели, трещали, курлыкали… А здесь — тишина. Плотная, густая. Она давит на уши, и кажется, будто ты нырнул.

Видимо, привычка уже возникла — просыпаться рано. Кассар выдрессировал. А ведь, если вдуматься, сейчас он впервые может спать вволю. Может отойти от окна, вернуться в теплую, нагретую постель. Не надо мчаться таскать воду, поить и чистить лошадей, разжигать очаг или костер. Не надо бояться кассарского окрика и оплеухи. Все это кончилось. Свобода!

Особой радости, впрочем, не было. Стоило лишь вспомнить, чем заплачено за эту свободу, и в душе быстро сгущались сумерки. Да, хорошо, конечно, что теперь не нужна маскировка, что теперь он здесь не раб, не пленник — а гость, партнер, крайне ценный партнер… Но ведь сейчас так, а вот как оно повернется завтра? Митька понимал, что расслабляться рано. Вот когда все и впрямь закончится, когда он вернется в Москву — тогда и можно радоваться. Да и то… Неизвестно, чего там будет? Как там мама?

Привычно уже дернулось сердце. Ладно, не стоит. Гнать такие мысли! Все должно быть хорошо, в конце концов, есть же все-таки Бог. Единый… Да, если Он и в самом деле есть, значит, Хьясси сейчас с ним. Значит, нож, перерезанное горло, темная кровь — это все-таки не финиш… Это скорее старт… Поговорить бы про все такое с кем-нибудь умным, да не с кем. Того бродячего проповедника убили, Хьясси убили… С кассаром говорить бессмысленно, у него при упоминании о Едином аж лицо чернеет. Между прочим, и дома, в Москве — тоже ведь было бы не с кем. Мама такими вещами не интересуется, отец, можно сказать, и не существует… ну не с уродами же этими, Илюхой и Санькой, толковать… В церковь, что ли, зайти? Так ведь неудобно. Как там на него посмотрят? Бабки, наверное, шикать начнут. И кого там спрашивать? И о чем? Не рассказывать же про Оллар, про мысленные разговоры с Единым… Вызовут психиатрическую неотложку, и все дела. Да, обидно…

Митька и впрямь попытался уснуть, но не получилось. Мешал кассарский храп. Странно, раньше это как-то не особо замечалось. А теперь… Вчера за ужином Харт-ла-Гир здорово набрался. Заботливый хозяин под конец даже предложил ему помощь своих слуг, но кассар решительно, хотя и не слишком связно, отказался. Так и ушли вместе, Митька его временами поддерживал. Хорошо, всего-то надо было по винтовой лестнице подняться на два этажа, да потом по длинному, слегка изогнутому коридору.

А вообще за ужином говорили мало. То есть, конечно, много, но так — болтовня, ничего важного. Диу-ла-мау-Тмер держался крайне приветливо, и если бы не лукавые искорки, порой мелькавшие в его взгляде — могло бы показаться, будто он изо всех сил старался угодить. Смеялся, шутил, рассказывал всякие байки. Сейчас почему-то ничего не вспоминалось, но байки были и вправду смешные. Совершенно не чувствовалось по нему, что он — ла-мау, владетельный князь. И уж тем более не чувствовалось ничего магического. Обычный дядька, доброжелательный, веселый… И чего это кассар так на него взъелся, чего на какие-то ужасы намекал?

Их было всего трое за столом, а еды — хватило бы на целую толпу. Впервые Митька здесь ел так сытно и так вкусно. Жареную оленину он вообще впервые в жизни попробовал. И салат из речных раков, хоть и отдавал незнакомыми пряными травами, а тоже был потрясающий. И вообще много было всякого разного. Вина он, правда, лишь чуть-чуть глотнул. Когда потянулся за вторым кубком, кассар чувствительно лягнул его под столом, прямо в лодыжку. Больно, зато намек понятный. И хотя местное вино было едва ли крепче московского пива, но тут Митька упрямиться не стал. Действительно, а ну как развезет? Не хватало еще срамиться перед этим князем…