Виталий Каплан - Круги в пустоте

Ну ладно дядя Костя, все-таки Россия — не Оллар. А тут и на кол могут, и в яму с муравьями. Да элементарно могли зарезать. Харт-ла-Гир, конечно, хорошо машется, но и портовые братки тоже не детсадовцы. Повезло… И в пещере повезло, с той зверюгой. Одну тварь он завалил, а если бы их стая? Не отобьешься.

Нет, совершенно непонятно, зачем ему Митька, почему он таскает его с собой, скрываясь от преследования? Одному-то куда проще. Тем более, сам все умеет — и с конями обходиться, и куртку зашить, и раны смазать. Не та у него ситуация, чтобы о кассарской чести думать. Но вот таскает же. Из какого такого гуманизма? Еще на заднице шрамы не зажили, о каком гуманизме речь? Может, наоборот? Может, ему Митька нужен, чтобы помучить, поиздеваться? Типа маньяк-садист? Так ведь чего проще — спастись от погони, скрыться, к примеру, в родовом поместье — и вся челядь к твоим услугам, пользуйся. Да и вообще — по нему не похоже. Приятели-мальчишки с улицы Ткачей про такие дела много чего рассказывали. И как пытают, и как насилуют. Здесь ведь это не считается ни преступлением, ни вообще чем-то нехорошим. Типа — развлекаются благородные господа, как им нравится, ну и что такого? Вон, и у здешних богов то же, Властитель Молний Одда-Пиалу с юным Хьяр-Суудом, сыном богины плодородия Шиун-Мьягу. Ему, Митьке, вообще завидовали, что такой добрый господин достался. Порет лишь по делу, и не до полусмерти… Но все-таки в кассарскую доброту верилось с трудом. Если человек добрый, так это сразу видно. А Харт-ла-Гир вечно ругается, придирается к любой мелочи, хуже классной Глины. Вот, и сейчас, повернулся, затеял разнос:

— Нет, я все-таки не понимаю, почему ты такой идиот? Я сколько раз тебе твердил, как надлежит рабу с господином разговаривать, а ты что? На постоялом дворе, где глаз и ушей полно. Думаешь, только мы на рассвете встали? Да все слуги еще с темноты на ногах, дел у всех невпроворот. И что они видят?

— А что они видят? — устало огрызнулся Митька.

— Объясняю, — сухо произнес кассар. — Видят они благородного господина с мальчишкой-рабом, который ведет себя не как раб, а как приятель. Такого просто быть не может, это неслыханно! Сейчас же разговоры пойдут, перешептывания о странных постояльцах. Ты хоть понимаешь, что сейчас по всем заставам разослано предписание задержать нас с тобой, и приметы описаны? Чуть обратишь на себя внимание — и готово дело, кому надо, в уме одно с другим сложат.

Митька немного подумал.

— Это ж скольких гонцов надо разослать, чтобы повсюду про нас узнали? Тем более, мы ведь из города сразу и драпанули, что, гонцы быстрее?

Кассар вздохнул.

— Митика, все хуже, чем ты думаешь. Предписание можно не только с конными гонцами рассылать, да и гонцы бывают всякие. Можно передавать сообщения с обученными птицами, можно световыми сигналами… не замечал разве башен? А есть и другие способы…

— Радио, что ли? — съязвил Митька. Слово «радио» он, конечно, произнес по-русски.

— Я не знаю, что такое «радио», — хмыкнул кассар, — но мало-мальски обученный маг способен передать весть другому магу мгновенно, и никакое расстояние тут не помеха.

— А у нас это безо всякой магии делается, — горделиво заметил Митька. — Устройство такое. Сложное. Но любой дурак умеет пользоваться.

— Оно и видно, что дураков у вас в Северном Пределе немало, — согласился кассар. — Одного такого сейчас перед собой вижу. Забыл мои слова о том, что тебе смертельно опасно выделяться? Стоит тебе показать, что ты не тот, кем тебя здесь считают люди, и очень скоро тебя поймают.

— Кто?

— Какая тебе разница? — отмахнулся кассар. — Тебя убьют, и моли богов, чтобы своей смерти тебе не пришлось слезно выпрашивать. Я не могу сказать больше, чем уже сказал. Я и сейчас разговариваю с тобой лишь потому, что знаю — нас никто не слышит. Степь кругом. Но как только мы окажемся на людях — все разговоры прекращаются. Ты раб, и должен вести себя как раб, и обращаться с тобой будут как с рабом. Стоит тебе допустить хоть малейшую ошибку, зародить хоть в ком-то сомнение — и мы с тобой погибли. Понял?

Митька хмуро кивнул.

— Вот то-то же. А теперь ускорим шаг. По моим расчетам, ближайшее селение встретится нам только к вечеру. Если придем туда ночью — нас никто не пустит, ворота заперты, и стучи, не стучи, все без толку. Придется ночевать в степи, а это порой опасно… для жизни.

В степи ночевать не пришлось — на закате показалось селение. Сперва оно проявилось собачьим лаем, слабенькими струйками дыма на фоне зеленовато-синего неба, мычанием овец и коз, которых несколько полуголых ребятишек гнали с выпаса. Увидев кассара с Митькой, ребятишки вытаращили глаза, а после помчались с криками в сторону огораживающего селение частокола — лишь немытые пятки замелькали в пыльной траве.

— Помни, о чем мы говорили, — одними губами шепнул Харт-ла-Гир и пришпорил Искру. Митька, таща за повод Уголька, побежал следом.

Сперва показались огороды, чахлая зелень которых навевала мысли о грядущем голоде. Митька больше месяца уже здесь торчит, а хоть бы раз дождик пролился. Нет, тягучая, обволакивающая и тело, и душу жара. Как тут вообще все не сгорело?

— Это, наверное, Хилъяу-Тамга, — не оборачиваясь, заметил кассар. — Если только я правильно помню здешние места.

Как оказалось, помнил он правильно — это подтвердили двое бородатых стражников, скучавших возле ворот. Копья свои они прислонили к частоколу и сидели, играя в кости. Сперва было Митька удивился, откуда здесь стража, ведь не город — но сразу же вспомнил, что Харт-ла-Гир говорил про здешние села. Тут, оказывается, порядок, в каждой деревне — староста, назначенный Государем чиновник, ему в помощь придано несколько воинов. Налоги там собирать, разбойников гонять, всяких подозрительных личностей хватать.

Кассара, впрочем, никто не счел подозрительной личностью — хватило нескольких медных монеток, брошенных в пыль. Да и то — какие могут быть подозрения, едет себе благородный господин при всех делах, два коня, раб… Деньгами вон одарил, все по понятиям.

— А что, любезные, — не спеша осведомился Харт-ла-Гир, — имеется ли в этой дыре постоялый двор или хотя бы трактир?

Стражники оживились и, отчаянно жестикулируя, сообщили почтенному гостю, что трактир в деревне точно имеется, но более поганого места и захочешь, не сыскать. Грязь, клопы, разбавленное пиво. А остановиться на ночь лучше бы у здешнего старосты, Глау-Йонмо, тот будет рад принять блистательного кассара. Тут же был выловлен за ухо мелкий пацанчик и ласковым пинком направлен к дому старосты, сообщить радостную весть.

Не прошло и получаса, как они сидели в просторной горнице. То есть, конечно, за огромным, рассчитанным на многочисленную семью столом сидел Харт-ла-Гир, а Митька, стоя сзади, прислуживал — ломал свежую, размером едва ли меньше колеса хлебную лепешку, наполнял из пузатого кувшина домашним вином внушительную, по краям окованную серебряной полоской чашу, подавал полотенце — руки обтереть. У самого, конечно, живот сводило от голода, но он хорошо знал, что когда-нибудь вспомнят и о нем.