Виталий Каплан - Круги в пустоте

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть, — возразил кассар. — Скоро сюда с подкреплением вернутся твои товарищи. И найдут тебя здесь — связанного, побитого, но живого. Дальнейшее зависит от тебя. Сумеешь доказать им, что молчал — будешь жить. Нет — твои сложности. А меня интересует лишь то, что я спросил. Кто, зачем и как. Говори.

Пленник долго не отвечал. Потом мрачно выдохнул:

— Я верен своему слову, я верен своему Роду, я верен своим богам. Язык мой не предаст.

— Вон как? — ненатурально удивился Харт-ла-Гир. — Ладно же. Я тоже верен своему долгу. Приступим.

Митька дернулся, видя, как неуловимым движением кассар схватил левую ступню юноши и положил ее себе на колено, а потом, приставив к мизинцу острие ножа, коротко, но сильно резанул.

Кровь выплеснулась одновременно с криком — сдавленным, отчаянным, звериным.

— Вот так, — кивнул кассар, аккуратно обтирая лезвие пучком травы. — Как видишь, я не шучу. — Он брезгливо поднял с земли что-то и поднес к самому лицу пленника. — Вот, одного пальца у тебя уже нет. Теперь очередь второго. Понял?

— Я… — хрипло, плачуще выдохнул парнишка, — я скажу.

Но что он сказал, Митька уже не слышал. Неудержимым потоком хлынула из горла омерзительная, вонючая рвота, в глазах помутилось, запрыгали острые зеленые пятна, и он со стоном упал лицом в траву. И сейчас же милосердная тьма сомкнулась над ним.

— Очухался? — ворчливо спросил кассар, переворачивая Митьку на спину. — Сходи умойся, там еще осталась вода. — Какой же ты все-таки… с белой звезды…

Митька поднялся.

Все вокруг было по-прежнему — зависло в небе жгучее солнце, прокатывался по верхушкам трав легкий ветерок, пугливо шмыгнула какая-то мелкая зверушка. Невозмутимый Уголек бродил невдалеке, шумно вздыхал, время от времени наклонял шею и щипал сухую траву.

И пленник тоже никуда не делся. Черным мешком он лежал навзничь, освобожденный от веревок, и ветер ласково трепал его длинные темные волосы.

— Он все рассказал, — удовлетворенно заметил Харт-ла-Гир. — Да, все как я и думал.

— Вы… — прошептал Митька… — вы убили его! А ведь обещали…

— Да, обещал, Митика. Чего не пообещаешь, лишь бы развязать туго завязанный язык.

— Но ведь… Вы же сами… это же подло!

— Подло, — вздохнул кассар. — Но необходимо. А знаешь, кто виноват в его смерти?

— Ну, кто? — недоверчиво буркнул Митька.

— Ты. Именно из-за тебя мне пришлось зарезать парнишку.

Митька отшатнулся, с ужасом глядя на кассара.

— Но почему?

— Ты просил его не пытать? Ты говорил, что это низко, подло, не по-человечески? — скучным голосом перечислил Харт-ла-Гир. — Ты ставил мне условия, угрожал побегом? А ведь все это говорилось при нем. Теперь посмотри на все это его глазами. Раб смеет вмешиваться в дела господина, раб смеет требовать от господина, при этом раб требует милости к врагу, чуть было его самого не убившего. Мыслимо ли такое? Бывают ли такие рабы? И может ли в таком случае истинный господин тут же, на месте, не отрезать безумцу его поганый язык? Отсюда простой вывод — ты не настоящий раб, а я не настоящий господин. Мы оба с тобой притворяемся. И более того — таких, как ты, ужасающихся пытке, в нашем мире нет. Никто не просится в застенок, но пытка другого — обычное дело, в ней нет ничего странного. Отсюда вывод — ты чужой в нашем мире. Пускай этот юноша, — кивнул кассар в сторону трупа, — сам бы и ничего не понял, он все равно бы рассказал своим, а уж там найдется, кому приложить палочку к палочке. Они охотятся за тобой, Митика, но еще не знают, где ты именно и кто именно тебя сопровождает. Поэтому подозревают всех, кто более или менее подходит под описание. Поэтому в степь высланы разъезды, поэтому подкуплены кочевники. Степь, однако, большая, а куда мы движемся, наши враги не знают. Но стоит им понять, что это именно ты, а не просто похожий на тебя мальчишка — и все их силы будут брошены сюда. Можно кое-как отбиться от одного отряда, да и то… вспомни ночь и стрелу. Но отбиться от целой армии не смог бы ни один… а куда уж мне… Ты понимаешь, что такое армия? Ты видел, как лавиной несется конница? Ты видел, как сплошной цепью идет пехота? Ты знаешь, что такое боевые колдуны… впрочем, у сарграмцев их нет, но от этого не легче. Ты выдал себя своей неуместной жалостью. А ведь сколько раз я тебя предупреждал — слушайся меня, я лучше знаю, какие пути ведут к жизни, а какие — в нижние пещеры.

Митька подавленно молчал. Возразить ему было нечего.

— Поехали, — потрепал его по плечу кассар. — Ничего, тебе наука. Впредь будешь осторожнее.

И вновь пришлось держаться за конскую гриву, и вокруг лежала колючим одеялом необъятная степь. Солнце жарило все сильнее, и млоэ давно уже спрятали в седельную сумку, да и кассар расстался со своей плотной курткой. Под его загорелой, медного отлива кожей прокатывались мощные бугры мышц. Как ни старайся, а такой мускулатуры у него, Митьки, никогда не будет. Это ведь не Земля…

— Что он вам сказал-то хоть? — рискнул спросить Митька, когда они уже изрядно отъехали от мертвого тела.

— То же, что я и предполагал. Это не степные разбойники-тсиу, хотя вырядились они именно так. Разбойникам сейчас нечего делать. Караваны в такое время не ходят, слишком жарко и безводно. Сейчас купцы предпочитают двигаться морем, оно и быстрее получается, и дешевле. А вот осенью, когда переменятся ветры, и морской путь станет опасен — тогда действительно сюда потянутся караваны. Тем более, пройдут дожди и возродится трава, значит, можно не беспокоиться о корме для лошадей и быков… Да и жара спадет, все не так тяжко. Осень — самое разбойничье время, но до осени еще далеко. А эти — крестьяне из нескольких окрестных селений. Все как на подбор — шваль, не достигшая возраста мужа молодежь. Несколько дней назад по селениям ездил богато одетый мужчина, видимо, кассарского звания, а может, и из жрецов. Внешних знаков различия на нем не было. Он выискивал охотников до приключений, щедро платил им задаток. Выдал вот эти разбойничьи тряпки, выдал оружие. За нас с тобой живых он сулил тысячу серебряных огримов, за мертвых — триста. Деньги, как видишь, немалые. Просто так не швыряются. Я думаю, что и ночные наши гости — такие же млишу, как и эти — тсиу. Только ночных, наверное, не из крестьян набирали — уж больно умело стреляют. В общем, дела неважные. В селения нам соваться нельзя, а припасы уже на исходе. И вода… разве что источник какой встретится, но сомнительно. Источники все в селениях, возле воды люди и строятся. Ладно, посмотрим. Пока что мы оба живы и здоровы. Завтра ты уж пешком пойдешь.

— Куда хоть мы идем? — Митька наконец задал давно уже вертевшийся вопрос.

— Если бы знать, — вздохнул кассар. — Если бы знать… Возможно, мы идем прямо в пасть ко льву.