Дарья Еремина - Душа Императора

К концу песни я заметил, что Хелен плачет. Когда она всхлипнула, все замолкли.

— Я ни хрена не поняла, но она такая жалобная… — Оправдалась Хелен, и мы все захохотали. Наш язык слишком заразителен… — Давайте есть.

Еще сутки прошли спокойно. Марго была погружена в себя. Иногда я чувствовал на себе ее взгляд, но на ласки она не поддавалась. Что это было: страх, обида или еще какие заморочки моей загадочной худышки, я понять не мог и не собирался понимать, предпочитая дать ей время разобраться в себе самой. Тимур же, просто, дулся. Хотя это было уже скорее для виду, чем всерьез: слишком часто его взгляд останавливался на девушке, и слишком нежными были его случайные прикосновения. Я признался себе, что завидую им. Такое простое, понятное и теплое чувство жило между ними, что пробивало на слезу.

К нашей последней стоянке я окончательно был выбит из колеи поведением Марго.

Она была рядом, но лучше бы ее вообще здесь не было: так тяжело было от ее каменности. Слишком больно было оказаться пустым местом для девушки, ставшей необходимой как воздух.

В очередной раз, поймав на себе сочувствующий взгляд Макса, я решил больше не смотреть на нее. Правда, тут же забыл об этом решении. За эти два дня она стала еще привлекательнее: будто осознав свое положение, начала светиться изнутри.

Взгляды, движения, непослушные локоны, тонкие запястья — буквально все сводило с ума. Я потихоньку начинал звереть, что в принципе для меня не свойственно. Даже купец, которому по общему счету мы были безразличны, кидал на меня опасливые взгляды…

Мы ужинали в свете маленького костерка, Марго привычно сидела справа от меня.

Макс рассказывал Хелен о нашей последней нырялке и ощущении, вынудившем подняться на поверхность. Поднадоевшая каша колом встала в горле. Я следил за пальцами Марго, поблескивающими в бликах костра, когда она отправляла маленькие кусочки хлеба в рот.

— Мне кусок в горло не лезет, когда ты на меня смотришь… — Процедила она сквозь зубы. Я отвернулся, отставляя миску.

— Мама, наверно, с ума сходит… — Подумала вслух Катя и взглянула на брата. Он кивнул и посмотрел в сторону.

Я снова повернулся к Марго. Одному богу известно, как я хотел до нее дотронуться.

Одним пальцем — просто почувствовать ее тепло. Она доела и откинулась на локти, вытягивая ноги. Если бы она закинула назад голову, я бы сошел с ума.

Нерешительно протянув руку, я накрыл ее ладонь своей. Бросив на меня быстрый взгляд, Марго выдернула ладонь и отодвинулась резко, как от змеи. Свидетели немой картины отвели глаза… Если бы я, зло озираясь, встретил хоть один взгляд, пожалели бы все.

— Хватит… — Прошептал я незнакомым голосом, поднимаясь. Марго отползла с циновки на шаг от меня, не отводя испуганного взгляда. Не знаю, что они видели… Но я чувствовал, как во мне, прорывая все преграды, на волю вырывается зверь.

— Саша… — Хелен встала, но отшатнулась от взгляда и замолчала.

Кулаки, челюсти, плечи напряглись до боли в суставах, в глазах темнело… Не разбирая направления я пошел… В пустыне нет дорог, которые я мог бы видеть…

Я шел, пока за спиной не стих треск костра. А потом прорвало…

Никогда, ни одно живое существо моего мира не могло вызвать даже подобия этого бешенства. Ни одно же живое существо не могло вызвать все разнообразие чувств, какое стало доступно с Марго. Рад я был этому в те моменты? Я ненавидел ее… Не помню, каким образом у меня во рту оказался песок: проснувшись, я долго отплевывался. Сколько я кричал, рыдал, бил землю и проклинал этот чертов мир — не знаю. Хвала богам никто не подошел: выйдя за пределы лагеря, я очень скоро перестал себя контролировать. Никогда в жизни не мог бы я представить того, что творилось со мной в тот час. Не думаю, что прошло больше времени. Не знаю, какие силы удержали меня, чтобы не вернутся в лагерь и не разнести там все — страха не было и в помине.

Там же на песке в сотне метров от лагеря я и уснул…

Проснулся я затемно от жуткого холода. Один из уже знакомых призраков пустыни крутился рядом. Казалось, что от него было еще холоднее. Стряхнув песок с лица, я начал отплевываться. Пошел к лагерю, ориентируясь на собственные следы и бледный свет зыбучего эньца. Обхватив плечи руками, ежился от холода.

У маленького костерка привычно сидел Артур. Коротко взглянув на меня, лишь, кивнул. Марго свернулась в клубок под двумя нашими одеялами, накрывшись до глаз.

Полив на руку из одного бурдюка, я ополоснул лицо, щека, пострадавшая в день встречи с рукотворным тайфуном легонько защипала. Потом присел рядом с Артуром.

— Она сводит меня с ума…

— Не только тебя… — Тихо засмеялся он и я усмехнулся. Очень быстро я начал осознавать, что перестал бояться потерять ее, перестал опасаться Артура. Да и Артур, не собираясь, впрочем, отказываться от своих планов, несколько поменял то ли тактику, то ли отношение к происходящему. В эту ночь поменялось очень много, кроме моей одержимости Марго. Любви, нежности, пугающей необходимости видеть ее, обладать ей.

— В этом мире мы как будто оголились, ты замечаешь?

— Ну, я бы выразился по-другому. — Артур передал мне недоеденный мной же вчера кусок засохшей лепешки. — Здесь нет масок. При всем желании ты не будешь таким, как был там…

— Почему-то я сомневаюсь по этому поводу, глядя на одного из нас… — Я поднял взгляд на мужика, благодарно пережевывая засохший хлеб. Он повернул голову к Владу и снова повернулся ко мне. — Значит, не ошибся. — Подытожил я.

— Возможно, это его талант в этом мире? И… кстати. — Артур встал и потряс одной ногой, разгоняя кровь. Я следил за ним снизу вверх, но он передумал говорить. Я поднял бровь. — Как-нибудь потом…

— Брось… — Я тоже поднялся. — Ты не из тех, кто, сказав «а» не говорит «б»…

Артур тихо засмеялся, стараясь никого не разбудить.

— Пусть это будет моей форой…

Настала моя очередь тихо смеяться. Старик ни в какую не собирался отступать.

После этой ночи я даже не мог злиться на него.

— Ты ужасно выглядишь. — Марго, зябко ежась, села ближе к костру.

Я не сдержал улыбки, прикидывая свой вид: взлохмаченный, с недельной щетиной и содранной щекой — зрелище не для слабонервных. Не обращая внимания на ее опасливый взгляд, я присел рядом и обнял за плечи.

— Я… Я хотела попросить прощение за свое ужасное поведение. — Пробормотала она.

— Я, просто, совершенно растеряна: забеременеть от совершенно незнакомого парня, да еще в каком-то совершенно чужом мире… Тяжело все это осознать и принять.

Я выдохнул, убирая руку с ее плеча, поднялся.

— Ты сама понимаешь, что говоришь? — Я быстро прикоснулся к вискам, сдерживая эмоции. — Да ты этот чертов песок с ума свести можешь… — Песок мелкой пылью разлетелся на ближайшую циновку. — Я же живой человек! Живой! — От моего крика проснулись все, кто не успел подняться. — Живой, ты понимаешь?