Александр Лайк - Закат империй

Однако не это заставляло сана удивляться. Прожив более ста лет, ректор Умбретской Академии и августал Башни, хранитель королевской библиотеки и старейшина клана Тай-Хурсем, многомудрый Хурру Хурсем очень хорошо знал: в этой вселенной найдется кому попыхтеть. Сан поражался тому, что в интересующем его месте не различалось никаких, даже самых ничтожных отзвуков магии.

Уже совершенно точно можно было сказать, что шипение производилось в одной из лабораторий четвертого яруса, куда был открыт свободный доступ ученикам старших курсов. Там же, очевидно, находился и бормочущий экспериментатор. И конечно, там же пыхтело и скрежетало. Но что можно было делать в лаборатории с таким шумом и абсолютно без применения Искусства? Старый сан ускорил шаги.

Экраном, заглушающим шарканье ног и скрывающим прочие признаки его приближения, Хурру защитился давно, по полезной учительской привычке. Поэтому, когда он распахнул дверь в лабораторию, его появление оказалось для создателя шумов убийственно внезапным.

— Ну, — с любопытством поинтересовался ректор, — что у тебя тут свистит, мальчик? Погоди, дай-ка я тебя припомню… Ты — Инге Халлетон с седьмого курса, из Делькорта, так?

— Так, — молодой чарознатец смутился и даже немного покраснел, что плохо вязалось с возбужденно горящими глазами. — Только не из самого Делькорта, а из Тамметика. Это маленький городок совсем рядом.

— Ну, это все равно, — сан Хурру великолепным жестом отмел двадцать миль, разделявших Делькорт и Тамметик. — Так что же здесь у тебя, адепт Халлетон? Много пара и обожженная рука, хм… Огонь и Вода очень и очень противоречивы, мальчик. Я рекомендовал бы воспользоваться для сложных перегонок аквамарином-астериксом. Это чрезвычайно редкий и дорогой камень, но для серьезного дела тебе его выдадут из нашего хранилища, адепт. Что же ты выделял — эфирную слезу? Нет, постой-ка, слеза требует знака Открытых Дверей… почему я не чувствую ни одной печати, ни одного превентивного, протекционного или каталитического заклинания?

— Потому что это была не перегонка, сан, — счастливо и гордо ответил Инге Халлетон. — Я просто испарял воду на огне. На обычном огне, вы меня понимаете, сан? Без единого заклинания!

— Понимать я тебя вроде понимаю, — нахмурился сан, — но вот чего я уж точно никак не понимаю, так это того, чем ты тут нашел гордиться? Вода, надо полагать, превратилась в пар, который и обжег тебе незащищенную руку? Так с этим, адепт Халлетон, великолепно справится любая хозяйка из твоего родного Тамметика, причем ей для этого не потребуется провести семь лет в Башне.

— Именно так, сан! — Халлетон, казалось, сам готов был танцевать, как крышка на закипевшем чайнике. — Это может сделать любой человек, не имеющий ни способностей, ни образования! Но главное — вот!

Он торжествующим жестом передвинул на столе странную конструкцию, напоминающую ветряную мельницу с непривычно перекошенными лопастями.

— Если поставить эту крыльчатку перед пароотводной трубкой… позвольте, я продемонстрирую, сан… то пар, вырываясь из сопла с известной силой, заставляет ее, крыльчатку, вращаться. И это не просто игрушка, сан. Смотрите!

К оси крыльчатки была прикреплена маленькая, но настоящая легкая мельничка, какую употребляют на кухне для измельчения специй, и сейчас Халлетон подсыпал в жернова горсточку зерна.

— Теперь вот… — пробормотал он себе под нос и повернул колесико на спиртовке. Спиртовка загудела, весело заплясало бледное голубое пламя, и почти сразу закипела вода в колбе, явно изъятой из перегонной установки Вула. Сан Хурру оглянулся. Точно, несчастный обесколбленный аппарат, болезненно перекосившись, стоял на ближнем стеллаже. Вид у него был оскорбленный.

— Ты полагаешь, почтенный сан Вул разработал эту колбу специально для кипячения воды? — с обманчивой мягкостью спросил Хурру.

Вода пошла крупными пузырями, раструб колбы одышливо запыхтел, а потом сквозь пыхтение прорвался шипящий свист. И тут же крыльчатка первый раз шевельнулась, а потом натужно, но с каждым оборотом все быстрее и быстрее завертелась. В общую симфонию вплелись партии противно повизгивающего вала крыльчатки и хрустящий скрежет жерновов. Халлетон склонился над своим сооружением и невнятно бубнил что-то, одновременно делая пометки на листке бумаги.

— Все с тобой ясно, адепт, — негромко сказал Хурру сам себе и двинулся к книжным полкам, таившимся, как и в любой лаборатории, за специальной ширмой в дальнем конце комнаты.

Все и впрямь было ясно. Звуки, которые привели сюда августала, звуки, которые в точности воспроизводились сейчас, сыграли свою предательскую роль. Они указали ректору путь к месту преступления и больше были не нужны.

— Убери спиртовку, — приказал Хурру, не оборачиваясь, и остановился перед полками, разглядывая книги. Потом вытащил одну из них, с непонятным сожалением взвесил в руке и вернулся к лабораторному столу.

— Рассказывай подробно, — сказал он, приветливо глядя на Халлетона. Как ты это придумал, зачем придумывал, кто тебе помогал и почему именно мельничка? А главное — что ты собираешься делать с этой штукой дальше.

Халлетон совершенно по-крестьянски провел тыльной стороной ладони по волосам, словно сдвигая шапку на затылок. Только шапки на месте не оказалось.

— Ну, как придумал… — задумчиво начал он. — Да очень просто, сан, смотрел я как-то на полигоне на камень… полевая практика была, петрификация и депетрификация в реальных погодных условиях, знаете…

— Шестой курс, весенняя сессия, — кивнул Хурру.

— А вел практику сам Кабаль, понимаете? Ну, он для начала и влепил полную разминку — мы вшестером работаем с камнем против него, а он отбивается. Да еще лениво так — силищи-то у Кабаля дайте боги всякому, сами знаете.

Хурру знал и это. Он знал даже больше. Полный запас внутренней энергии светлейшего сана Мирти Кайбалу, прямо в глаза прозванного восхищенными студиозусами «Кабаль», превосходил всякие пределы воображения ученика седьмого курса как минимум впятеро. Воистину Кабаль. От «эн каббаль» — гений стихии, великий мастер, всемогущий дух. Еще Хурру знал, что однажды, недавно — лет двадцать назад — Мирти спьяну поругался с каббалем северных бурь, Могошем Сокрушителем, и полез драться. Растащить их не удалось, поэтому Мирти надраил Могошу тонкую составляющую лицевой ауры до ихора и заставил извиниться неизвестно за что. Восстановление разрушенного квартала оплатил король Каэнтор из казны, но в личной беседе убедительно попросил Кайбалу больше так никогда не делать. Воистину Кабаль, что и говорить…

— Ну и вот, тут Кен Латин придумал такую штуку: окаменил он, значит, воздух у Кабаля над головой. Большой, знаете, объем он взял — воздух хоть и сжимается при этом, а все равно здоровенный валунище получился. И Кабаль даже сразу не понял, что стряслось, и просто этот камень у себя над маковкой задержал. А уж потом глянул вверх, засмеялся и обратно в воздух его распустил. И поставил, кстати, Латину золотой за практику, а остальные — ну, в общем, по-разному, но больше серебряного никто не получил. И вот в тот самый миг, когда Кабаль камень над головой придержал, я в первый раз и подумал — это же сила, просто мощный поток силы. И может она многое-многое — камни поднимать, руду плавить, жернова вертеть. Но силой, направленной заклинанием, может управлять только человек, владеющий Искусством. А вот если бы придумать что-то такое, чтобы этой силой мог управить любой — тогда какое бы облегчение для народа вышло? Подумал я так и сразу забыл, потому что практика ведь, полигон… А потом смотрел на костер вечером и снова вспомнил. Вот, думаю, это ведь тоже сила? И энергия почем зря в небо уходит. Вот бы ее заставить мельницу вертеть! Почему мельницу?.. Наверное, потому, что зерно всем молоть нужно, а мельник дорого берет. Мать у меня с этими жерновами каждый день, считай, надрывается, а что еще делать? Я и решил, что перво-наперво заставлю огонь на мельнице работать. Потом долго думал, сан, очень долго. Огонь ведь напрямую работать не хочет без заклинаний. Пришлось искать сочетание, да еще всех пяти стихий — но теперь-то, видите, как славно получилось? Огонь направляет воду к воздуху, заставляя двигаться металл, а уж тот вращает камень! Хорошо, правда?