Александр Лайк - Закат империй

— Можете взять себе старое знамя, — сказал он.

— Это справедливо, — согласился рыцарь и повернулся к жрецу. — Вы не скучали, святой отец?

— Я не привык скучать, повелитель моей души, — честно сказал жрец. Я молился и размышлял.

— Тогда в путь, — сказал воин. — Мы и так здесь задержались.

— Знамя, — озабоченно сказал Коборник, поворачиваясь к офицеру. Гирден, знамя у тебя?

— У помоста, — сказал факелоносец. — Но охраняют мои разгильдяи.

— Надо бы перенести в безопасное место, — сказал Коборник. — Если повелитель позво… вот те раз!

За его спиной было пусто. И на сто шагов во все стороны не было ни души, кроме молча ухмыляющегося Гирдена.

— Ты видел?.. — начал было Коборник и осекся.

— Конечно, нет, — сказал офицер.

Праздник Веллефайн завладел миром.

Перед полуднем солнце, наконец, догнало луну, и в какое-то мгновение они едва не соприкоснулись краями. А в следующий миг светила уже расходились снова, только теперь отставала луна. И это означало, что в мир пришел светлый праздник Веллефайн. А еще — что месяц саир закончился и начался месяц азирим. Последний месяц весны.

Обычно в это время люди начинали готовиться к ночи. Сладкой ночи колдовства и любви, когда почти не остается преград для желания. Ночи, открывающей вереницу из четырнадцати шальных дней, до самого полнолуния, когда Повелитель Пределов после буйного пира вновь закроет границы между пространствами и эпохами. Обычно это было временем великого единства, когда не то что люди — целые миры спокойно двигались бок о бок, степенно беседуя о вечности и раскрывая друг другу мечты.

Но на этот раз единства в мире не было.

В Фенгеблате впервые за несколько недель выдался день без дождя. Мудрые горожане восприняли это как несомненный повод безотлагательно высказать мэру свое возмущение произволом Рассвета. На многолюдном сборище, которое даже не уместилось на площади, а выплеснулось на три соседние улицы, были заявлены требования народа, а именно: отложить Закат минимум на три месяца, а лучше бы переждать и сбор яблок; понизить налоги не менее, чем на два и семь десятых процента; восстановить дренажную систему Нового рынка; убрать наконец к чертовой матери с набережной разваливающийся остов «Гордости Бирнея», потому что бушприт уже цепляет за проезжающие фургоны; субсидировать городской дом призрения на азирим и погасить задолженность за саир, поскольку ни один приличный торговец не желает работать с этим клоповником в кредит; признать, что совет старейшин ничего не понимает в городских потребностях, неотъемлемых правах и традиционных вольностях; убрать дурака Хольфера Люнга из департамента городского благосостояния; назначить мудрого Хольфера Люнга заместителем мэра по делам города; повесить мерзавца Хольфера Люнга за регулярные растраты; учредить Фонд помощи пострадавшим от Заката и снять акциз на дамирларские продукты. Если же улицы Верхнего города, из которых дождевыми потоками повыворачивало все булыжники, не замостят, причем сегодня же, то пусть хотя бы собьют эту злополучную горгулью с собора, потому что она опять висит на одном крыле и скоро свалится кому-нибудь на голову.

Закончив стращать мэра, умеренные горожане разошлись по пивным, пивнушкам и пивнушечкам, а экстремисты собрались на набережной, где постановили учредить Комитет надзора за делами Рассвета, а потом стали пить водку. В два часа пополудни они подрались с отрядом городской стражи, пытавшимся воспрепятствовать немедленному уничтожению трех шпангоутов «Гордости Бирнея». Четыре зачинщика и один страж пострадали, но не очень серьезно, после чего обе стороны бросили шпангоут и принялись их лечить. В три часа пополудни экстремисты и стражи подрались еще раз, выясняя, кто будет ставить шпангоут на место.

В четверть четвертого отряд, нанятый и снаряженный на деньги вольного купца Рейхнера, вышел к берегу Рассвета из Ротонских ворот.

В семь часов вечера группа студентов в очередной раз попыталась проникнуть в здание Коллегии Таинств, но, потерпев очередную неудачу, вынуждена была признать, что в здании, скорей всего, нет ни одной живой души. Что касается душ мертвых, то те из них, кои оказались доступными для студентов, были неразговорчивы и замкнуты.

В восемь часов начался сильный пожар на складе компании «Вейссе и Вейссе», занимавшейся арендой и реализацией неинкассированных артефактных мощностей.

Больше ничего интересного в городе за этот день не произошло.

Никогда еще столько ротонских гвардейцев не собиралось в родной столице. Двенадцать тысяч отборнейших бойцов дворцовых гвардий всего Континента единой колонной двигались по улицам Пяастиэ, а за ними горделиво выступали три тысячи конных воинов — необыкновенная охрана светлой королевы Аальгетэйте.

Сегодня их возглавляла сама королева, и щеки конных гвардейцев пылали от возбуждения и гордости. Мгновенный Эскадрон был ядром армии, которая шла покорять Рассвет.

Военачальники и маги почтительно следовали за светлой королевой, оберегая ее сзади. Рядом с ней, стремя в стремя, держался только один всадник. Это была личная охранница, наиболее доверенное лицо королевы, знаменитая Сигрилль Лучница, пришедшая однажды с самого дальнего севера во дворец пешком и ставшая верной подругой властительницы в тот час, когда все остальные друзья пытались забыть само имя королевы.

Покинутой союзниками Альге тогда было столько лет, сколько сейчас — ее дочери, смешливой и смышленой Лайме.

Только тогда самой Лайме еще не было. И ее отец, мудрый Каэнтор, скажи ему кто-нибудь о возможности появления на свет такой принцессы, долго и удивленно посмеивался бы.

Альге никогда не была красивой. Скорее, наоборот. Ее можно было считать едва ли не безобразной. Но острый ум и неукротимый дух зажигали ее глаза таким огнем, а улыбка так изменяла лицо, что слишком крупный рот, слишком крупный нос, слишком пегие и слишком тусклые волосы, слишком грубый мужской подбородок, слишком массивные бедра, слишком крупные руки… все это почему-то переставало иметь хоть какое-нибудь значение.

На ежегодных конкурсах в праздничную ночь Терен-Велькс, на тех самых конкурсах, которые так любили жители свободной Ротоны, светлая Альге дважды завоевывала гордый титул «Прекраснейшей», и это ни у кого не вызывало удивления. Справедливости ради следует заметить, что скандальный антититул «Уродливейшей» она получала пять раз, и это никого не обижало. Даже саму Альге. Напротив, ротонийцы, или ротены, как они сами предпочитали себя называть, ужасно гордились своей удивительной правительницей. И, чтобы достойно завершить ее описание любому чужеземцу, напоминали, что самый желанный для любой девушки титул «Соблазнительнейшей женщины Ротоны» светлая Альге завоевывала семнадцать раз, из них девять — подряд.