Ярослава Кузнецова - Чудовы луга

На андалате это значило — «метель».

Имя, как имя, не хуже и лучше многих.

Теперь эти люди шли за ним, каждый миг ожидая страшного чуда или знамения.

Кай не знал, как сделать так, чтобы случилось чудо, да и не хотел. Он ехал вперед, по еле намеченным лесным тропам, иногда через непролазный бурелом или по колено утопая в черной грязи.

Не останавливаясь.

Он спешился, кинул повод Занозе. Новая кобыла, светло-серая, с перечно-сивой гривой, покосилась на хозяина глазом навыкате, прижала уши.

На всю компанию у них было еще четыре лошади, остальные шли пешком.

Кай прошелся вдоль края топи, приглядываясь. Лесной длинный мох проваливался под сапогами, чавкал, в глубокие ямины следов сразу же затекала ржавая вода.

Впереди, выпирая среди ровной болотной глади, маячил очередной островок, таких тысячи по всему Элейру.

— Должна быть дорога, — он снова глянул на Занозу.

— Эй, Вентиска, не все ли едино, где болотного лорда звать, — вмешался Клык. — Раньше мы бывало…

— Что было раньше — не имеет значения, — отрезал Кай, вглядываясь в островок воспаленными глазами. — Мы должны перебраться туда.

Клык отошел, ворча недовольно. Разбойники — а что греха таить, прибившиеся к Каю бродяги были именно разбойниками, отыскали место посуше, начали возиться с костром. Сырые дрова дымили, и никак не хотели разгораться.

Заноза ходил за Каем хвостом, сопел за плечом.

— Парни дело говорят. Шиммеля где позовешь, там он и явится. Главное, чтобы кобыла была, да первый снег посыпался. От снега до льда болотный лорд на свободе ходит…

Кай не слушал, выломал палку, потыкал в мягко подающуюся грязь.

Глубоко.

— Ты бы им хоть слово сказал, хоть полслова, они ждут же… если ты и впрямь шиммелев сын. Ну, колдунство сделай какое-нибудь…чего тебе стоит… — ныл Заноза не переставая. — Они ж за тобой тогда куда хошь пойдут, хоть в болото, хоть в огонь… ты ж можешь, я знаю, видел…

— Заноза, отстань.

Парень обиделся, замолчал, потащился к костру, хрустя облетевшим подлеском.

Кай попытался промерить глубину в другом месте, вытащил палку, сделал несколько шагов, с трудом вытягивая ноги, оступился, упал ничком, вляпавшись в ледяную жижу, прикрытую пожелтевшей ряской.

У костра примолкли, но помогать никто не кинулся.

Кай с трудом выбрался на берег, лег на спину, отдыхиваясь. Вытер лицо рукавом.

Голые ветки деревьев кружились над головой, как черная сеть.

— Что он там застрял? — Клык подвинул в огонь подсохшее полено, сплюнул. — Закоченел что ли?

— Лежит, не шевелится, — Заноза с беспокойством глянул вниз, с заросшего кустарником холма, на котором устроили стоянку. — Черт его разберет, зачем. Пойти поглядеть…

— Сиди, — Клык поймал парня за рукав, удержал. — Не трогай ты его. Если он и впрямь шиммелево отродье…

— То что?

— Я с Шиммелем об прошлый год ездил. Знаю. Ежели сынок в него пошел… смотри, разозлишь его, огребешь себе беды на голову.

— Да брось, Клык, глянь на этого Вентиску, — подал голос Рыня Оголец. — Какой он шиммелев сын! Разве может у мертвяка дите человеческое родиться?

— А я почем знаю, — отрезал Клык. — Только когда Шиммель с ватагой ездит, точно так же сердце колотится, мурашки по коже и холод до костей пробирает.

— От Вентиски точно мороз по коже, — вставил Репа, здоровенный чернявый парень с найлским горбатым носом и круглыми светлыми глазами, доставшимися от матери-альдки. — Не знаешь, что от него ждать, то ли слово доброе скажет, то ли мечом рубанет.

— Холод до костей пробирает, потому как осень на исходе, — рассудительно заметил Оголец, протягивая ладони к неяркому пламени. — При чем тут Вентиска-то?

— Если болотный лорд парня признает, мы первыми при нем будем, — мечтательно протянул Репа. — На золоте спать, с золота есть. Кабы шиммелева сила да круглый год при нас была…

— Помечтай еще! Раззявил рот…

— Так Заноза же рассказывал… а ты, Клык, что тогда тут задницу морозишь? — прищурился Оголец. — Чего ждешь?

— Первого снега, — Клык подкинул в еле тлеющий костер ветку. — Чего ж еще. Кобыла сивая при нас, люди бывалые собрались. Прошлой осенью позвали его, погуляли на славу. И этой осенью погуляем. А с мальчишкой этим чудным пускай он сам разбирается.

Заноза обернулся, сощурил глаза.

Плотная пелена тумана колыхалась внизу, накатывая с мертво молчавших болот приливом, разбивалась о корявые стволы. Слабые зеленые огни вереницей двигались к берегу.

— Поглядеть бы… — повторил он неуверенно. — Может, случилось чего…

— Сам и иди, раз такой умный. Как раз чудь болотная тебя сожрет, косточки растащит, — хмыкнул Клык. — На, хлебни лучше горяченького.

Он сунул Занозе в руки побулькивающую флягу.

Тот подержал ее в руках, вздохнул тяжело, потом поднялся.

— Все ж пойду, спущусь. Туманом его накрыло, не видать…

— Вентиска! Вентиска, эй! — Щавлик решил докричаться. — Ты где? Иди сюда!

— А ну цыть, что орешь! — одернул его Клык. — Хочешь у Кавена в петле ножками подрыгать?

Щавлик испуганно умолк.

Заноза спустился к трясине, оскальзываясь на крутом склоне, настороженно вздрагивая и тараща глаза в темноту.

— Вентиска? — шепотом позвал он. — Отзовись? Ты уснул что ли? Пошли к огню.

В темноте и тумане не разглядеть собственной руки. Огни роились, перетекали с места на место в седой мгле. Слышалось шлепанье, потрескивание.

Заноза поскользнулся, ухватился за чахлую елку, выворотив ее с корнем, исколол ладони.

— Эй… — он зажмурился на всякий случай.

Никого.

— Эй… сожрали тебя что ли? Я того… пойду…

Кто-то коснулся плеча.

Заноза вскрикнул, дернулся.

— Ты чего орешь? — голос звучал смутно, расплывался в сыром воздухе. — Испугался?

Приглушенный смешок.

— Испугаешься тут… — Заноза облегченно выдохнул. — Ты где ходишь?

— Дорогу нашел, — шиммелев сын смотрел из темноты, белое лицо с черными провалами глаз подцвечено зеленым, как у мертвяка.

В руке у него мерцал неярко фонарь, из тех, с которыми чудь по болотам шастает.

— К-к-какую дорогу? — прозаикался Заноза.

— К острову. Я возвращаюсь туда.

— Как же ты? В темноте?

Вентиска снова хмыкнул, развернулся и пошел прочь, чавкая сапогами по грязюке. Волосы намокли, прилипли к плечам, но он словно не чувствовал холода.

— Я там вешки поставил, скажешь завтра этим… захотят, придут.

Кай умолк, откинулся на подушку. Потрогал влажные еще пряди.

— Слушай, не хочу я про это, Ласточка. Я…убивал, много. Не надо тебе про такое знать.

— Что ты мне особенного расскажешь? — фыркнула лекарка. — Про то, что вы, мужики, друг с другом вытворяете? То-то новость для меня.

— Может, и новость.

— Кай.

Он отыскал в темноте ее руку, поцеловал, прижал к груди. Вздохнул, подбирая слова. Заговорил снова, стараясь не пропустить и не забыть ничего.