Ярослава Кузнецова - Чудовы луга

Распоров рубаху, Ласточка бросила ее под лавку — пойдет на ветошь. Тааак, смотрим дальше. На тощих ребрах — пятна синяков, пока еще не расцветшие буйным цветом. Ласточка умело ощупала грудную клеть — два ребра сломано, еще одно, кажется, с трещиной. Если легкие не задеты, не страшно. Судя по отсутствию розовой пены, не задеты. Рука в плече вывернута, левая. Может, даже связки разорваны. Ну, левая — не правая, тоже не страшно. Молодой мальчишка, восстановится рука. Пока в тепле не появились запоздавшие отеки, пока обморок расслабил мышцы, пока парень не чувствует боли — поторопимся.

Подвинув пациента, Ласточка села на лавку, подоткнула юбку, разула правую ногу. Ухватила мальчишку за кисть обеими руками, а босую пятку воткнула ему подмышку, нащупывая головку кости. Надавила как следует, одновременно потянув на себя и поворачивая по оси худую вялую руку. Головка вошла на место, раздался характерный щелчок.

— Ого!

Угольщик Васк поставил на половик дымящееся ведро. Воззрился на голую ласточкину ногу. Ласточка окинула его уничижительным взглядом и спокойно одернула юбку.

— Поможешь мне сейчас. Я одна его не подниму, а придется ворочать.

— Ласточка, окстись, мне уже пора дома быть, жена заругает!

— А мне пора десятый сон видеть, Васк. Тащи сюда ведро. И вон тот таз тоже тащи. И сними свою робу грязнющую, и так уже на полы натряс!

Штаны найденыша еще можно было спасти, и Ласточка стянула их со всей осторожностью. Ниже пояса увечий оказалось немного, только несколько синяков и старый шрам на бедре. Добавив в воду уксуса, Ласточка принялась наскоро обмывать пациента, одновременно командуя Васку принести бинты из ларя и скатать полотняный валик для подкладывания подмышку больного.

Васк приподнимал мальчишку и поддерживал, пока Ласточка туго-натуго обматывала его полотняным, резаным по-косой, бинтом. Вправленную руку она примотала к туловищу до локтя, и едва успела сделать повязку-косынку, как больной вздрогнул, попытался вздохнуть и закашлялся.

— На бок, его, Васк. Во-от так… — ухватив мальчишку за волосы, свесила его со скамьи, одновременно выдвигая ногой тазик.

Ласточка была женщиной аккуратной и предусмотрительной, и не любила переделывать работу.

Тощее тело несколько раз содрогнулось, в тазик изверглось некоторое количество желчи с пеной. Мальчишка давно ничего не ел. Парня еще немного покорчило всухую, потом Ласточка вернула его на скамью.

Теперь пациента трясло от слабости и холода. Ласточку вдруг саму передернуло, словно ледяной ветер с улицы ворвался в дом. Склянки на столе задребезжали.

Парень со свистом втянул воздух и заморгал. Иней на ресницах, наконец, растаял, потек по щекам пресными слезами. Парень зажмурился, дернул привязанной рукой, еще раз моргнул и, наконец, увидел Ласточку. Глаза у него были мутные и зеленые, как болотная трава.

— Ну, — спросила Ласточка, — Живой? Рано помирать собрался. Господь тебе побольше отсыпал…

…Скрипит игла. Скрипит колесо. Осенним дождем текут воспоминания.

Фыркают и звенят сбруей лошади.

Возчик зашебуршился снова, ругнулся под нос за стеной. Фургон резко дернулся и остановился. Ласточка схватилась за край полога, вымочила пальцы.

— Вона, — сказал он. — Гляди ко.

Проводник хмыкнул, что-то глухо стукнуло.

— На, выпей. На это дело натрезвяк смотреть вредно.

— Далеко, не видать. Торчит чегой-то посреди дороги.

— Дурной знак — шиммелевы воротца. Егойный знак.

Ласточка прислушалась. Снаружи доносилась разнообразная солдатская ругань, потом повелительный голос сэна Мэлвира. Она уже приучилась отличать его — глубокий, ровный баритон. Сразу ясно — привык командовать.

Пронзительно затрубил рожок, снова заорали впереди, фургон и не думал двигаться с места.

— Лорд Кавен часовен понастроил на дорогах, — гнул свое проводник. — Давно еще. Как граница вроде. А местные теперь шиммелево отродье почитают. Боятся. Не, ты глянь, глянь…

Ласточка подумала немного, отложила шитье, спрятала иголку в игольник на поясе. Зашнуровала поплотнее добротные сапоги с просмоленными швами, натянула грубого сукна плащ. Плащ застегивался спереди на пуговицы и чехлом защищал лекарку от непогоды.

Она спустилась на дорогу, поморщилась, наступив в жидкую грязь, вышла на обочину, где росла трава.

— Ты куда, эй? Ласточка? — возчик перегнулся с козел, не выпуская вожжи из смятых артритом пальцев, дохнул перегаром.

— Пройдусь. Ноги затекли.

— А ты лучше с нами посиди? Глотнешь сладенького?

Лекарка покачала головой, хлопнула по крупу тощего гнедка. Тот добродушно отвесил губу.

— Я, Горбушка, не пью, ты ж знаешь. Руки дрожать будут, и тебе же потом лишнее отрежу. Прогуляюсь.

— Не, ну до чего бабы любопытные! Понесло ее под дождь, — послышалось за спиной.

Ласточка пошла вперед, мимо терпеливо ждущих лошадей, вереницы обозных телег, прикрытых рогожами, мимо застывших всадников, мокнущих в сером мареве, мимо пеших воинов в тусклых кольчугах и бурых кожаных куртках.

Мэлвир Соледаго вел в леса Элейра немаленькую армию. Фыркали сытые рыцарские кони с гривами, подстриженными щеткой, переступали копытами. Солдаты провожали идущую по обочине Ласточку хмурыми взглядами, дождевые капли собирались на наплечных щитках, стекали по рукавам. В два цвета крашеные щиты покачивались за спинами, короткие ножны оттопыривали складки плащей. В лужах завивалась белая пена — как в супе.

Боевые псы Маренгов, белые, мордастые, широкогрудые урсино в стеганных попонках, стояли известковыми изваяниями — ни звука.

Впереди на дороге маячило что-то темное, не разберешь. Пятно на дороге, арка, дверь, черт-те что…

Шиммелевы воротца.

Ласточка добралась до головного отряда и остановилась, отирая влагу с лица. Непослушная прядь выбилась из аккуратной прически и липла к щеке.

Соледаго, без шлема, с откинутым кольчужным капюшоном, башней высился на своем прянично-соловом жеребце, здоровом, как корабль. Лицо бледное, глаза рысьи, злющие, губы сжаты, четко прорисованные золотистые брови — как приклеенные.

Рядом недовольно переговаривались лорд Радель и второй командир, черноволосый и сероглазый — сэн Марк Энебро с Ока Гор. Его роскошные серебряные доспехи куда-то делись, и он был как все — в простой полнорукавной кольчуге. Гнедой конь в стеганой синей попоне — Ласточка помнила, что он гнедой, но масти можно было судить только по носу, ушам, да заляпанным грязью бабкам — помахивал хвостом.

Как раз в районе конской морды маячил проводник, мял в руках войлочную шапку, шмыгал носом, но глядел упрямо.

— Негоже, — повторил он, приседая от страха. — Проклятье от того может сделаться. Не трожьте, благородный сэн, ну его.