Раймонд Фейст - Дочь Империи

Нападающие заколебались. Поскольку отступление никому не прибавляло чести, обычная цуранская тактика всегда была чисто наступательной. Поэтому вид фургонов, брошенных солдатами, которые оставили их почти без сопротивления, насторожил разбойников, в они несколько ослабили напор.

Солдаты эскорта живой стеной заслонили паланкин Мары. За обращенными к ней спинами ратников в зеленых доспехах ей мало что было видно, во она услышала гортанный выкрик, и топот атакующих сразу стих. У фургонов остались только безоружные погонщики в съежившийся от страха водонос. В глазах разбойников это могло означать только одно: воины получили приказ отойти от фургонов, чтобы защитить нечто более ценное.

Теперь бандиты приближались медленно и осторожно. В просветах между своими защитниками Мара увидела, что нападающие, которых было по крайней мере в пять раз больше, чем воинов Акомы, образовали широкую дугу вокруг родника.

К журчанию воды примешивались и другие звуки: поскрипывание доспехов и учащенное дыхание ратников, застывших в напряженном ожидании. Папевайо занял позицию у носилок Мары. Прошла томительная минута. Затем человек, стоявший позади вражеских рядов, выкрикнул команду; двое оборванцев выступили вперед и перерезали бечевки, связывающие края матерчатой крыши фургона. У Мары холодок пробежал по спине, когда жадные руки сдернули материю и открыли на всеобщее обозрение товары Акомы. Наступил самый трудный момент: какое-то время ее воины должны были сохранять строй, не поддаваясь ни на какие оскорбления иди провокации. Солдаты Акомы ответят ударом на удар только в том случае, если Маре будет угрожать непосредственная опасность.

Мгновенно смекнув, что можно не опасаться контратаки, бандиты с торжествующими воплями принялись вытаскивать из фургонов мешки с тайзой. Другие подтягивались поближе к эскорту Акомы, пытаясь разглядеть, что за сокровище удостоилось такой защиты.

Пока они приближались, Мара успела рассмотреть их перепачканные лица, убогую одежду и грубо сработанное, да еще и плохо подобранное оружие. В том, как они дер-жали клинки, безошибочно угадывались годы тренировки и настоящее искусство… Однако неумолимая нужда довела этих людей до такой степени отчаяния, что они готовы убивать и умирать ради фургона скверной тайзы. Команда, поданная властным голосом, положила конец ликованию вокруг фургона:

— Стоп! Подождите!

Мгновенно смолкнув, бандиты отвернулись от своей добычи, хотя некоторые так и остановились, прижимая мешки к груди.

— Давайте-ка поглядим, что еще нам послала сегодня удача, — сказал стройный бородач, который несомненно был главарем шайки.

Проложив себе дорогу сквозь толпу притихших бандитов, он дерзко зашагал в сторону паланкина. На полпути между обоими отрядами он остановился, держа меч наготове; при этом вид у него был столь самоуверенный, что Папевайо подтянулся и выпрямился.

— Спокойно, Вайо, — прошептала Мара не столько для того, чтобы удержать командира авангарда от необдуманных действий, сколько ради поддержания собственной бодрости.

Рукой, сжимающей меч, бандит сделал насмешливо-пренебрежительный жест:

— Это что же такое? Почему мужчины с мечами и в доспехах, разделяющие честь знатного дома, не сражаются?

Разбойничий вожак переступил с ноги на ногу, выдавая этим движением внутреннюю неловкость. Любой цуранский воин без колебаний бросался в атаку, даже если при этом его ждала неминуемая гибель, ибо высочайшей честью, которой мог удостоиться воин, считалась смерть в бою.

Еще один шаг — и главарь оказался достаточно близко к носилкам, чтобы разглядеть в паланкине Мару. И теперь, когда его недоумение разрешилось, он весело заорал:

— Женщина!

Мара застыла на месте. Смертельно бледная, она сидела прямо, с высоко поднятой головой, с каменно-бесстрастным лицом, тогда как главарь бандитов заулыбался во весь рот. Словно не удостаивая вниманием дюжину воинов, готовых оказать ему сопротивление, он обратился к своим товарищам:

— Удачный денек, друзья! И караван, и пленница в придачу… и ни единая капля крови не пролилась во имя Красного Бога!

Любопытствующие разбойники — из тех, кто стоял поближе, — побросали мешки с тайзой и сгрудились толпой, однако их оружие было угрожающе нацелено на гвардейцев Акомы. Снова повернувшись к Маре, вожак провозгласил:

— Госпожа, я надеюсь, что твой отец или муж привязан к тебе и богат, а если и не привязан, то хотя бы богат. Ибо ты теперь наша заложница.

Мара откинула занавеску паланкина. Приняв руку Папевайо, она встала со словами:

— Возможно, ты рано обрадовался, бандит.

Ее уверенность поубавила гонору предводителю, и он, несколько обескураженный, отступил на шаг. Но в толпе его соратников воодушевление не угасло, и к ним прибавилось еще несколько отщепенцев, вышедших из лесной засады, чтобы лучше видеть происходящее.

Взглянув поверх спин своих гвардейцев в лицо стройного вожака, Мара потребовала ответа:

— Как тебя зовут?

Снова надев личину насмешливого добродушия, он оперся руками на свой меч.

— Люджан, госпожа. — Он все еще держался почтительно с особой несомненно высокого ранга. — Поскольку мне суждено на некоторое время стать хозяином для столь благородной гостьи, не могу ли я поинтересоваться, с кем имею честь беседовать?

Разбойников рассмешила шутовская учтивость их главаря. Гвардейцы из эскорта Мары оцепенели от этого оскорбления, но сама девушка сохраняла полнейшую безмятежность:

— Я Мара, властительница Акомы.

Целая вереница противоборствующих чувств отразилась на лице Люджана: удивление, насмешка, озабоченность… но в конце концов он призадумался, а потом произнес:

— Значит, у тебя нет ни мужа, ни отца, властительница Акомы. Тебе придется самой вести переговоры о собственном выкупе.

Даже когда он говорил, его глаза обегали край лесной чащи позади Папевайо и Мары, потому что ее уверенная осанка и малочисленность свиты наводили на мысль, что дело тут нечисто. Женщины-властительницы из знатных домов не подвергают себя риску без весомых причин. Что-то в его позе встревожило и прочих бандитов, а ведь их было, по примерному подсчету Мары, около полутора сотен. Их нервозность возрастала: некоторые оглядывались по сторонам, пытаясь уловить признаки опасности; другие, казалось, доведены уже до такого состояния, что были способны атаковать позицию Папевайо, не дожидаясь приказа.

Мара улыбнулась и потеребила пальцем свои браслеты, словно и не замечала, что положение, и без того опасное, в любой миг могло стать смертельно опасным.

— Мой военачальник говорил, что одной из дорожных неприятностей может стать встреча с компанией оборванцев вроде тебя, — раздраженно бросила она.