Раймонд Фейст - Хозяйка Империи

Когда горцы привели пленников на площадь и там остановились, стало видно, что все селение состоит из кольца зданий, примыкающих к стене; в середине кольца находился рынок с переносными лотками для торговцев и загоном для скота, разделенным на отдельные выгородки. Отряд Акомы завели в самую просторную из этих выгородок, к великой потехе зрителей, которые смеялись и перекликались, обсуждая нежданную забаву. Лайапа отказывался выполнять просьбы Сарика и переводить реплики насмешников; а сама Мара слишком устала, и ей уже было все равно, кто что говорит. Она жаждала только одного: найти клочок земли, достаточно чистой, чтобы можно было наконец сесть. Грязь у нее под ногами была липкой от испражнений животных, содержавшихся здесь раньше. Она было позавидовала Камлио, сидевшей на осле, но зависть быстро испарилась, когда властительница взглянула на молодую женщину и по мертвенной бледности ее лица поняла, что у той, вероятно, кожа стерта до крови из-за слишком долгого путешествия в седле. Горцы не разрешили ей спешиться, но привязали осла к столбу, а потом облокотились на перекладины забора и принялись с одобрением обсуждать ее распущенные золотые волосы и богатые формы.

Донельзя возмущенная столь явным отсутствием заботы хотя бы о самых насущных человеческих потребностях пленников, Мара решительно прошла мимо своих офицеров. У ворот, где толпились горцы, она обратилась к ним самым требовательным тоном:

— Что вы собираетесь делать с моими людьми? — Дрожа от гнева, порожденного прежде всего страхом, она вскинула голову, чтобы растрепанные волосы не падали на глаза. — Моим воинам нужны пища и вода и приличное место для отдыха! Хороший же прием вы оказываете чужестранцам, которые прибывают с миссией мира! Рабские путы и загон для скота! Стыд и срам вам, скопище паразитов, которые размножаются в грязи, как свиньи!

Насколько ей было известно, мидкемийское слово «свинья» относилось к животным, чьи повадки считались весьма неблаговидными.

Чужеземное слово, по-видимому, задело турильцев, которые сразу насупились, в то время как их вожак решительно шагнул вперед. Раскрасневшись не то от злости, не то от растерянности, он заорал Люджану:

— Заткни этой женщине глотку, если не хочешь, чтобы ее прикончили!

Военачальник Акомы не дрогнул. Громовым голосом, который был бы слышен и в разгаре боя, он провозгласил:

— Она моя хозяйка. Только она может мне приказывать. Если бы у тебя хватало мозгов хотя бы для того, чтобы не мочиться под себя в собственной постели, то тебе стоило бы последовать моему примеру.

При новом оскорблении главарь горцев зарычал от ярости. Он хотел было выхватить меч и броситься на пленника, но его удержал один из соплеменников. Последовал быстрый обмен мнениями на турильском наречии. Люджан мог лишь стоять с видом молчаливого, но надменного неодобрения, пока разбушевавшийся главарь не позволил себя утихомирить. Он пробормотал какую-то короткую фразу и расхохотался утробным смехом, который, однако, быстро оборвался, когда окружающие его мужчины разом подтянулись и изобразили на лицах почтительное внимание.

— Должно быть, сюда идет вождь племени, — шепнул Сарик, до этого безмолвно стоявший за плечом Мары. Она оглянулась и увидела, что их конвоиры пожирают глазами человека в длинной накидке, который спускался по деревянной лестнице самого внушительного здания из всех, примыкающих к площади. Уличных сорванцов словно ветром сдуло: ни одного не оказалось у него на пути, пока этот человек пересекал открытое пространство, а женщины, уносившие кипы выстиранной одежды, вежливо отворачивались.

Он был стар и согбен годами, но уверенная поступь выдавала привычку к трудным дорогам. На взгляд Мары, ему было около шестидесяти лет. В его косу были вплетены амулеты из раковин коркара, сработанные, несомненно, руками цуранских Мастеров. Не приходилось сомневаться, что эти украшения не что иное, как военные трофеи. Когда старейшина подошел к ней достаточно близко, Мара разглядела, что пуговицы его накидки выточены из кости; и тут ей стало совсем не по себе. Значит, солдатские россказни были правдой: эти турильцы верят, что талисман, взятый у мертвого врага или сделанный из частей его тела, придает им силы. Косточки ее пальцев с таким же успехом смогут пригодиться для наряда какого-нибудь воина.

Горец-вождь ненадолго остановился, чтобы обменяться парой слов с командиром отряда, охранявшего пленников. Он указал пальцем на златовласую куртизанку и на осла, произнес еще что-то и улыбнулся. Командир коротко отсалютовал; судя по его довольному виду, можно было заключить, что он получил разрешение на сегодня считать себя свободным и уже готов отправиться домой.

Мара выглядела вконец измученной — и телом, и духом; и Сарик, движимый сочувствием к ней, закричал, обращаясь к командиру:

— А ты не собираешься представить нас?

Тот резко остановился. Прочие конвоиры, так же как и старейшина, с живым интересом наблюдали за ним, пока он про себя решал, должен ли он отвечать на оклик пленника. Наконец он отозвался:

— Представляйтесь сами, цурани! У вашей женщины вроде бы язык достаточно хорошо привешен!

Другой конвоир злорадно сообщил:

— Нашего главного зовут Антайя, он атаман в селении Лозо. Я не зря называю вам его имя: должен же вождь племени знать, о ком идет речь, когда вы станете требовать, чтобы нашего главного высекли.

Это выступление было встречено громким хохотом, к которому присоединились и вождь, и уличные дети, и женщины у водоема. Не в силах больше сдерживать себя, Мара выступила вперед.

Обращаясь к вождю, который заливался смехом и хлопал себя по коленкам, властительница надменно произнесла:

— Я — Мара, властительница Акомы, и я прибыла в Конфедерацию Турил с миссией мира.

Веселое расположение духа мигом покинуло вождя. Изумленный, он на несколько секунд, казалось, лишился дара речи. Однако, овладев собой, он насмешливо процедил:

— Женщина, стоящая в дерьме квердидр, желает, чтобы с ней обращались как с важной персоной и посланцем мира?

Мара побелела от ярости. Люджан чувствовал, что она вот-вот сорвется и бросит в лицо вождю какое-нибудь нестерпимое оскорбление, а это может для нее плохо кончиться. В отчаянии военачальник повернулся к Сарику:

— Мы должны что-то сделать. Хотя бы только для того, чтобы отвлечь ее.

Но молодой советник уже сделал шаг вперед, словно и не слыша сказанного. Как только Мара открыла рот, собираясь говорить, Сарик заглушил ее голос своим.

— Вождь людей Турила! — выкрикнул он. — Ты глупец, если не можешь предложить властительнице Акомы ничего лучшего, чем затон для скота! Перед тобой стоит Мара, Слуга Империи, принадлежащая к монаршему семейству императора Ичиндара!