Раймонд Фейст - Слуга Империи

— Подумать только, тебе удалось приручить этого дикого сарката. Сразу видно — он знает свое место.

Мара поднесла к губам чашку чоки, чтобы спрятать улыбку.

— Хорошо, что это сразу видно, — невозмутимо ответила она. — Ну, а тебе удалось купить рабов для осушения болот, как наказывал твой отец?

Сверкнув взглядом, Хокану опустил глаза:

— Дело разрешилось благополучно. — Видимо, он помнил, что Мара и сама не склонна была обсуждать с ним покупку мидкемийцев, поэтому он перевел разговор на Кевина, словно тот был бессловесной скотиной. — Похоже, этот рыжий варвар вынослив, как бык. На расчистке пастбищ такой может работать за десятерых — только погоняй!

Кевин раскрыл рот, чтобы без обиняков предложить этому гордецу помериться силами, но Мара его опередила. Побледнев как мел, она зачастила:

— Раб, ты здесь больше не нужен. Пришли сюда Мису, а сам отправляйся во двор, где стоит караван господина Хокану, и разыщи Джайкена — будешь делать, что он прикажет.

Кевин скривил губы в полуулыбке, отвесил поклон — правда, не такой низкий, как подобало рабу, — и с удовлетворением отметил, что Мара ерзает как на иголках. Свысока взглянув на Хокану, он резко повернулся и вышел. Однако его уход не произвел желаемого эффекта: от наблюдательного взгляда Хокану не укрылось, что дюжего камердинера обрядили в куцую, готовую лопнуть рубаху.

Оказавшись за дверью, Кевин услышал брошенную ему вслед насмешку, которая граничила с непристойностью, тем более что предназначалась для женских ушей. Мидкемиец пришел в бешенство, но на удивление быстро отрезвел: словно впервые увидев себя со стороны, он признал, что это банальная ревность, и тихо чертыхнулся.

Кевин не мог и помыслить о том, чтобы увлечься Марой. Если он намеревался чего-то добиться от этой женщины, то, уж конечно, только хитростью, а не любовью — любовь могла привести на виселицу, но никак не на свободу.

От ночного ливня остались одни воспоминания. На дворе снова клубилась пыль. Все огороженное пространство заполонили повозки и распряженные нидры. Перекрикивались погонщики, громко фыркали быки.

Рабы сбились с ног, разнося охапки травы, похлебку из тайзы и ушаты с водой. Кевин пробирался сквозь толчею, думая о своем, и едва не зашиб Джайкена.

Невзрачный хадонра с воплем отскочил в сторону. Задрав голову, он уперся взглядом в необъятный торс мидкемийца, на котором лопалось любое цуранское одеяние, и рявкнул:

— Какого черта ты тут болтаешься?

— Гуляю, — как ни в чем не бывало ответил Кевин.

Джайкен готов был растерзать его на месте.

— Я до тебя еще доберусь! А ну, принимайся за дело! Будешь носить воду рабам-караванщикам. Да только посмей задеть кого-нибудь из господ — пожалеешь, что на свет родился!

В присутствии властительницы управляющий всегда держался тихо, как мышь. Но с мидкемийцем — пусть даже тот был на две головы выше его самого — он чувствовал свою власть. Выхватив пустой ушат из рук проходящего мимо раба, Джайкен сунул его Кевину.

— Шевелись, кому сказано! — С этими словами он растворился в дворовой суматохе.

Кевин выругался, нехотя разыскал водовоза и с полным ушатом направился к двум оборванным, черным от загара невольникам, присевшим на грузовую повозку.

— Эй, да ты никак родом из Королевства? — удивился один из них, высокий и белобрысый, с засохшими ссадинами на лице. — Как тебя зовут? Давно попал в плен?

Они познакомились. Вначале Кевин дал умыться тому рабу, что был пониже ростом и держал на перевязи замотанную ветошью правую руку; его глаза смотрели как-то холодно и безучастно. Он представился как сквайр Паг из города Крайди. Кевину это ничего не говорило; зато светловолосый раб по имени Лори показался Кевину смутно знакомым.

— Мы, случаем, раньше не встречались? — спросил он, принимая ушат от сквайра.

Лори многозначительно пожал плечами, но отвечал вполне охотно:

— Все может быть. Куда меня только не забрасывала судьба! Ведь я — странствующий менестрель. Бывал я и в Занне, мне доводилось петь даже в замке у барона! — Тут он осекся и сощурил глаза. — Святые угодники, да ведь ты баронский сын…

— Молчок, — оборвал его Кевин и огляделся по сторонам. — Если кто-нибудь прознает — мне конец. Офицерам здесь нет пощады.

У земляков был изможденный, истерзанный вид. Кевин спросил, как сложилась их судьба в Келеване. Однако невысокий раб с перевязанной рукой оказался не расположен к откровенности. Он пристально посмотрел на Кевина и произнес:

— Ты быстро смекнул, что к чему. Я сам — сквайр; если бы враги проведали, что я принадлежу к знати, меня бы прикончили в первый же день. Но я сказал, что служил герцогу, и они меня приняли за простолюдина. — Он огляделся; вокруг были только акомские рабы. — Ты, Кевин, похоже, попал в плен совсем недавно. Не забывай: хозяева-цурани могут прихлопнуть тебя как муху. Для них ты — раб, существо без души и чести. Так что будь осторожен: твоя судьба в одночасье может перемениться.

— Чтоб им пусто было, — вполголоса сказал Кевин. — Кстати, могу ли я за беспорочную службу потребовать себе наложницу?

Лори вытаращил глаза, а потом расхохотался, да так, что привлек внимание солдат Шиндзаваи. Оба мидкемийца, сидевших на повозке, тотчас изобразили полное равнодушие. Но стоило солдатам отвернуться, как разговор возобновился. Лори со вздохом заметил:

— Как я погляжу, у тебя еще не отбили охоту шутить.

На что Кевин откликнулся:

— Кто не шутит, тот скорее помрет.

— Что верно, то верно.

Второй раб взглянул на Лори со смешанным выражением укоризны и благодарности.

— Этот дуралей меня спас, а сам едва не поплатился жизнью. Молодой родич Шиндзаваи был тогда… — Он сбился и помрачнел. — Из тех, кого взяли в плен вместе со мной, не осталось в живых ни единой души. Вот так-то, Кевин. Надо приспосабливаться. У цурани есть такое понятие «уал» — это место внутри человека, где до него никто не может дотянуться. — Он коснулся рукой груди Кевина. — Вот здесь. Привыкай жить внутри себя, а заодно учись существовать рядом с ними.

Кевин согласно кивнул. Почувствовав спиной взгляд Джайкена, он подхватил ушат и не без сожаления перешел к следующей повозке, кивнув на прощание новым знакомцам. Он решил ближе к ночи улизнуть в барак и продолжить начатый разговор — слишком сильна была тоска по дому.

Но к вечеру работы прибавилось. Он уже падал с ног от усталости, когда его загнали в господский дом и впихнули в отведенную для него каморку. В коридоре стоял стражник; нечего было и думать тайком прокрасться в барак.

Он с завистью подумал, что его товарищи смогут вести разговоры с этими двумя островитянами хоть всю ночь напролет. Потом ему, конечно, передадут их рассказы — Патрик или кто-нибудь другой, — но дружескую беседу ничем не заменишь. Подсунув под голову тощую подушку, Кевин отчаянно шептал: