Кристи Голден - Восход Орды

"Голоса Песни Войны! Идите сюда! Ни один из вас не будет лишен этого экстаза!"

Воины Песни Войны устремились вперед, желая разделить чувства своего вождя. Чашу передавали по кругу и они пили из нее, один за одним. Каждый содрогался на мгновение от сильной боли; на смену оной приходили чувство экстаза и существенно возросшая сила. И глаза всех испивших обращались в горящие красные.

Хмурясь все больше, Чернорукий наблюдал. Когда последний из Песни Войны приложился к чаше, он хмыкнул. "Я выпью!" - потребовал он, хватая чашу и делая глубокий глоток. Чернорукий на секунду схватился за горло, но оставался совершенно безмолвным, пока темная магия, содержащаяся в чаше, делала свое адское дело. Он снял свои доспехи, и рост мускулов под гладкой зеленой кожи был очевиден. Когда он наконец оторвал взгляд от земли, красные глаза его сияли. Он сделал знак своим сыновьям, и Майм с Рендом, расталкивая прочих орков, бросились к нему. Дуротан заметил как Гризельда, единственная дочь Чернорукого, колебалась, но в итоге тоже подошла, дабы испить. Чернорукий оскалился ей в лицо.

"Не ты", - рыкнул он. Гризельда отшатнулась, как от удара. Дуротан, которому девушка всегда нравилась, вздохнул с облегчением. Чернорукий хотел унизить ее. Вместо этого он неосознанно сделал ей великий подарок. Чернорукий обратился к Оргриму.

"Давай, друг Оригрим! Выпей со мной!"

Даже сейчас, когда его лучший и старейший друг был приглашен испить темной жидкости, Дуротан не мог говорить. К счастью, это ему и не потребовалось. Оргрим склонил голову.

"Мой вождь, я не заберу у тебя славу. Я твой помощник, а не вождь, и я не стремлюсь становиться таковым".

Дуротан вздохнул с облегчением. Оргрим видел то же,что и Дуротан, даже если не располагал теми же сведениями, что и тот. Он не был дураком. Он владел своей душой и не собирался ее отдавать за какую-то силу, раздирающую тело и заставляющую глаза столь зловеще гореть.

Теперь в ряд выстроились вожди иных кланов, ожидая благословения, столь восхитившего двух наиболее известных и почитаемых вождей. Дуротан не двинулся с места. Дрек'тар склонился к нему и прошептал: "Мой вождь... ты не желаешь благословения?"

Дуротан покачал головой. "Нет. И никому из своего клана пить не позволю".

Дрек'тар изумленно заморгал. "Но... Дуротан, ведь очевидно, что питье это дарует великую силу и страсть! Ты будешь глупцом, если не отведаешь его!"

Дуротан снова покачал головой, вспоминая содержание письма. Сначала он отнесся к нему скептически, теперь же был уверен. "Я буду глупцом, если сделаю это", - тихо сказал он и, когда Дрек'тар попытался возразить, он взглядом заставил бывшего шамана замолчать.

Нежданные и неожиданные, слова пророка дренеи Велена впомнились Дуротану: Мы не хотели отдавать наших людей в рабство, и за это мы были изгнаны. Дуротан костьми чуял, что как только орки испьют из чаши, воля их не будет больше принадлежать им. Гул'дан творил то же самое, что и владыки родного мира дренеи. Возможно они и его клан, как и дренеи, станут "изгнанными". То, что он делал, было правильно. Он осознал, что к этому времени все вожди, кроме него, уже отведали питья и минута, которой он страшился, настала.

Гул'дан позвал его. "Могучий Дуротан! Герой Телмора!" Дуротан постарался не отразить эмоций на лице. "Иди же и присоединись к иным вождям. Испей из кубка!"

"Нет, Гул'дан, я не сделаю этого".

В свете факелов Дуротан увидел, как уголок правого глаза Гул'дана задергался.

"Ты отказываешься? Думаешь, ты чем-то лучше остальных? Думаешь, что не нуждаешься в благословении?"

Остальные вожди хмурились, дыхание их с хрипом вырывалось из глоток как после долгого бега, лбы их покрывали капельки пота.

Дуротан не поддался на уловку. "Это мой выбор".

"Возможно, члены твоего клана считают по-иному", - сказал Гул'дан, разведя руки в стороны, пытаясь объять клан Снежных Волков. - "Позволишь ли ты испить им?"

"Нет. Я вождь клана Снежных Волков. И это мой выбор".

Гул'дан спустился с обсидиановой плиты и устремился к Дуротану. Он наклонился и прошептал в ухо вождя: "Что ты знаешь и как ты узнал об этом?"

Несомненно, жест должен был явиться угрожающим, но вместо этого он наполнил Дуротана надеждой. Гул'дан чувствовал, что позиция его ненадежна. Но вместо того, чтобы подослать убийцу, который избавился бы ночью от того, кого он считал мешающим его замыслам, он пытался угрозами заставить Дуротана подчиниться. Он только что подтвердил истину в содержании таинственного письма, ровно как открыл и то, что не знает, кто его автор. Дуротан понял, что еще может выжить и спасти свой клан.

Так же тихо он отвечал: "Я знаю достаточно. И ты никогда не узнаешь, каким образом мне пришли эти сведения".

Гул'дан отошел и выдавил улыбку. "Что ж, это действительно твой выбор, Дуротан, сын Гарада. И если ты решил лишить себя такого благословения, готовься столкнуться с последствиями".

В словах крылся тайный смысл, но Дуротана это не заботило. В другой раз он будет беспокоиться о том, что Гул'дан уготовил ему.

Но не сегодня.

Гул'дан вернулся на свою плиту и прокричал толпе: "Все те, кто желали получить благословение Кил'джедена, благодетеля нашего, его получили. Отныне считайте место сие священным, ибо здесь орки сделали шаг к тому, чтобы получить нечто более великое, нежели данное нам по праву рождения. Считайте эту великую гору троном Кил'джедена, где он восседает и зрит, и благословляет нас, когда мы стремимся очистить себя от всего, кроме самого лучших наших возможностей!"

Он отступил и кивнул Чернорукому. С горящими глазами, облаченный в доспехи, отражающие мерцание факелов, Чернорукий воздел свои руки и закричал: "Сегодня мы будем творить историю. Сегодня мы атакуем последний оставшийся оплот нашего врага. Мы оторвем им конечности. Мы искупаемся в крови. Мы пронесемся по улицам их столицы как их страшнейший кошмар. Кровь и гром! Победу Орде!"

Дуротан опешил. Сегодня? Но никакая стратегия не обсуждалась. А ведь Чернорукий говорил не о каком-то там мелком селении или деревушке, но о столице дренеи. То было их последним убежищем, и он был уверен, что они будут сражаться за него куда яростнее, нежели раньше, как загнанные в угол животные. Он вспомнил о построенных военных машинах и знал, что Чернорукий приказал их перевезти - куда именно, не знали ни Дуротан, ни иные вожди.

Безумие. Это было безумием.

И оглядев кричащие туши вокруг него, глаза - пары щелочек алого сияния, он понял, что слово это подходит как нельзя лучше.

Испившие из оскверненной чаши действитель лишились рассудка. Гром Адский Крик танцевал у костра, махал своими налившимися мускулами руками и откидывал назад голову; огонь костра отражался на его зеленой коже, еще недавно бывшей коричневой. Дуротан, чувствуя ужас и дурноту, взглянул в сияющие красные глаза, так похожие на принадлежащие порабощенным созданиям, которые подчинялись чернокнижникам; и эта зеленая кожа, того же оттенка, что и у чернокнижников, что и у Гуна, и даже у самого Дуротана и у той, которую он любил всем сердцем.