Эливан Боган - Воссоединение

Бесцельно блуждая во тьме бесконечной,
Не зная ни времени, света не зная,
Скиталец без имени, в поиске вечном,
Увидел звезду, что манила сияя.

Казалось, что близко заветная цель,
Но много веков пробирался он к свету,
Начало познав, и пути свой предел,
Ступил он на твердь, где всегда было лето.

Впервые услышал он пение птиц,
Журчанье воды и травы нежный шёпот,
Увидел созданий неведомых лик,
Полёт голубей и коней шумных, топот.

И кроны деревьев, что ветер качал,
Все краски цветов, что росли под ногами,
Безбрежное море, величие скал,
С восторгом бродил он лесами, полями.

Он вышел к холодной и быстрой реке,
Где росы алмазные ярко блестели,
И замер, заметив, что невдалеке,
Спит дева на мягкой цветочной постели.

Приблизившись тихо, не смея дышать,
Боясь потревожить той спящей покой,
Склонился над ней и не смог устоять:
Нежнейшей щеки он коснулся рукой.

Сомненья и страхи познал он свои,
Как сладко душе и как сердцу тревожно,
Познал он восторг и величье любви,
Забыть и уйти от неё невозможно!

Но сколько бы раз не пытался бежать,
Туда, где садов обрывались пороги,
Он с болью в груди возвращался опять,
К реке, где его оставляли тревоги,

Смущённый и робкий, считая года,
Смотрел он на спящую, грустно вздыхая,
Как долго манила сияньем звезда,
Так много сулив, и покой отбирая.

Отчаявшись ждать, он забылся в тоске,
Но в сад потемневший ворвалась гроза,
И гром загремел, стало тесно реке,
И та, что спала, вдруг открыла глаза.

— Единый пришёл, и закончен мой сон!
Промолвила дева, дождём умываясь,
— Ты первый мой свет, — ответил ей он.
— О да, Эрилатой я здесь называюсь!

— Прекрасны твои, Эрилата сады,
Но в этих садах, так тоскливо и пусто!
— Для этого здесь и находишься ты —
Единый принёс созиданья искусство.

— Умею ли я? — осторожно спросил,
Единый, принявший от девушки имя.
— Умеешь. Печалью ты дождь сотворил,
Открылась в тебе безграничная сила.

Он поднял ладони, и тотчас из рук,
Спустилась к реке лебединая стая,
— Ты создал прекраснейших птиц, милый друг,
Они не забудут тебя улетая…

Сады Эрилаты с тех пор изменились,
Единый всё время был занят твореньем
Животных и птиц, что в саду расселились,
Но всё же смотрел он на сад с сожаленьем.

— Здесь так же тоскливо и так одиноко,
Неужто одним нам досталось всё это?
Ведь нет никого, кто найдёт сад далёкий,
И вкусит сады изумрудного лета!

— Ты здесь не один, — Эрилата сказала,
И, видя Единого взор изумлённый,
С улыбкой Илзота ему показала,
За матерью прятался отпрыск смышлёный.

Несмело и робко пошёл он навстречу,
К отцу, протянувшему сильные руки,
Не знали те трое, обнявшись за плечи,
Что это начало их долгой разлуки.

Прекрасен, умён был Единого сын.
Он вырос в любви, сожалений не зная,
Но в дни, когда он оставался один,
Был мрачен, вопросы себе задавая:

— Чем хуже я матери? Хуже отца?
Ведь мне не дано мастерство созиданья?
Зачем мне сады? Эта жизнь без конца?
Наступит мой час! Совершенства признанье!

И сад оставляя, в раздумьях тяжёлых,
Спускался Илзот в непроглядную тьму.
Коварные сети из дум невесёлых,
Он сплёл для двоих, что мешали ему:

— Так кто же из вас двух силён в созиданье?
Кто смог бы всё это построить один?
— Единый создал! — отвечал в назиданье,
Илзота отец: — Ведь на то я Един!

— Единый силён, но тебе он солгал,
Равны мы в умении жизнь создавать,
Сады Эрилаты он долго искал, —
нахмурившись, молвила строгая мать.

И слушал довольный, проделкой жестокой,
Илзот, как поссорились мать и отец,
Как небо чернело над их головами,
Казалось, любви их наступит конец.

Притворно играя с округлым рубином,
С усмешкой Илзот наблюдал за двоими,
За спором жестоким, бесцельным и длинным,
Друг другу владыки вдруг стали чужими.

— Ты видишь рубин? — Эрилата спросила.
И в пальцах Илзота стал камень чернеть:
— Единый, создай, и вдохни свою силу,
Надменность твоя — самому себе лесть.

— Под силу ль тебе шар во тьме оживить?
Твоих, Эрилата, не хватит умений!
Быть может нам стоит обоим творить?
И после сравнить и не ведать сомнений?

На что Эрилата ответила скорбно:
— По-твоему будет, сравним наши земли!
Но тех, кто служить тебе будет покорно,
Не смей обрекать на мученья бессмертья!

— Бессмертие бремя?! Глупа Эрилата!
С усмешкой Единый взглянул на подругу.
— Забыл, что во тьме, ты, блуждая когда-то,
Ходил утомлённый по вечности кругу?

Где смог ты прозреть? Отдохнуть от пути?
Уставший, холодный, ты вырвался к свету,
Сюда суждено всем отжившим прийти,
И только в садах место вечному лету!

Единый смолчал. Он покинул сады.
Ушла за Единым во тьму Эрилата.
И в разных мирах закипели труды.
Илзот правил сам, как задумал когда-то…

Не долго Илзот наслаждался всевластьем —
Беспечные люди в сады приходили.
Когда мать вернулась столетья спустя,
Коварные мысли его посетили.

— Я стану Единым! Отец не вернётся
А мать заколю своим первым мечом,
Что видел во сне: там людьми он скуётся,
Где пламя его обожжёт горячо!

И сладким обманом и речью коварной,
Илзот, завладевший доверьем людей,
Добился над ними он власти желанной,
И замысел свой приближал всё скорей.

Тяжёлый и острый, из стали упругой,
Ему принесли ослепительный меч,
Лишь в руки приняв, осознал он заслуги
Ковавших — срубив одним махом все головы с плеч.

Он к матери спящей неслышно подкрался
И меч прямо в сердце несчастной вонзил,
Но, глядя в глаза ей — Илзот разрыдался
Упав на колени, прощенья просил.

— Не плачь сын любимый, тебя я прощаю,
Холоден, безжалостен острый клинок,
Отца позови, я теперь умираю,
Единый придёт и закончит мой рок.

Единый возник, не прошло и мгновенья,
Ужасен и грозен он был в этот час,
Но речь Эрилаты, без зла и сомненья,
Заставила слёзы катиться из глаз:

— Гордыня немая и глупые ссоры!
Так долго не виделись мы у реки,
Но здесь ты теперь, и к чему разговоры,
Так славно коснуться твоей мне руки,