Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

Удобно расположившись в откидных креслах, друг напротив дружки, Арсений и магистр Го Цянь приступили к выпивке и непринужденной беседе. И скоро, впрочем, как и всегда, разговор съехал на вещи нетленные и серьезные.

– На вашем месте, доктор Арсений, сегодня я стал бы держать себя в стороне. Из-за вашего нарочно горячего участия теперь вы грустны, – сказал вдруг доктор Го, когда приугасшая непринужденная беседа сошла совсем на «нет». – Вам теперь нескоро сделается по тарелке.

– Вы думаете, сегодняшним вечером я безвозвратно утратил нечто? Вы ошибаетесь, любезный доктор Го, с иллюзиями и надеждами я распрощался давно по собственному желанию. Потому что не желал их иметь. Если бы я захотел! Но я не хотел. А за все, даже за отказ делать что-то, платить нужно полной ценой. Вы, наверное, думаете, что я недобрый человек? – чуть заплетающимся языком спросил у магистра Арсений. – Недобрый к себе и к другим?

– Не знаю, что подразумеваете вы под этим понятием. В западном языке определение «добрый» имеет разный для меня смысл. Вы полагаете под ним всегда какое-то чувственное состояние. – И доктор Го с любопытством посмотрел на Арсения поверх стакана с классическим коктейлем.

– Я полагаю то же, что и все. Доброта есть милосердие, сострадание, стремление помочь в горестях и бедах ближнего, сопереживание, душевное тепло и желание счастья другому, – Мадянов перечислил немного сумбурно, что знал сам и представлял себе о доброте, и счел ответ свой исчерпывающим, однако, похоже, его собеседник так не думал, о чем сообщил незамедлительно.

– Это и есть чувственные состояния. Милосердие. Сострадание. Стремление. Сопереживание. А любое чувственное состояние всегда своекорыстно. В первую очередь это избавление от тягостных ощущений себя самого, если нет возможности в совести пройти мимо. Добро же – понятие безличностное, не отягощенное в сути восприятием и впечатлением. Как и понятие зло. Творить добро или зло вовсе не означает излечение от неудобственных и скорбных чувств отдельно взятой персоны. Даже сверх меры сострадательной и милосердной. Так, – доктор Го энергично кивнул головой-тыковкой.

– По-вашему, нести добро в мир можно только посредством холодного рассудка? – с кривой усмешкой спросил Мадянов. – Я слышал не раз подобную версию и не нахожу ее правильной.

– Рассудок здесь так же посторонний, как и чувство. Добро скорее свершается под действием внутреннего, интуитивного знания необходимости, которому можно следоваться или нет. Добрый в моем приятии – это некто, ведущий «реставрационные работы» реальности. Заделывающий раны и прорехи, нанесенные злом. Штопальщик дыр, исправитель увечий. Быть добрым именно работа, трудная и неблагодарная, а вовсе не прекрасный порыв. Секрет в том, что работу подобственного рода возложить на себя возможно однозначно добровольно. Отсюда и путаница.

– Ах, да! Восточная школа. Ян и Инь. Взаимное превращение и соблюдение равновесия. Но в итоге пассивный ноль, – подвел итог Арсений и допил свой стакан до дна.

– Я не сторонник общепринятых школ. У меня школа своя собственная, – мягко, как бы напоминая и разъясняя, ответил на выпад магистр Го Цянь. – Я все же склонен считаться, что покой и равновесие суть надуманные метафизические пожелания, далекие от действительности. В реальности существует вектор. Белое и черное перетекают из друга в друг, но и движутся вдоль некоторой оси. Говоря по чести и правду, я не знаю куда. Но добро есть непременный элемент в движении. Поэтому если вы считаете про себя, что устранили сегодня недостаток при помощи добра, то вы, несомненно, человек добрый. Но запомните всегда – добрый не означает счастливый. А я говорю – именно поэтому вы нынешним вечером старались зря.

Арсений, именно оттого, что прозревал истину в словах китайского магистра, открыл уже было рот, дабы возразить, но прервался на первом же слоге. Его остановил решительный призыв входной мембраны-«мухоловки». Неужто дурашливый Крипто так скоротечно закончил свои «проводы»? Арсений, ворча про себя нехорошие ругательства, нехотя поплелся снимать внешнюю блокировку с двери. Каково же было его удивление, когда на пороге комнаты пред ним предстал не удовлетворенный похождениями и приключениями, шаловливый «бог садов и стад», а всклокоченный и взмыленный давешний жених! Новобрачный сеньор Рамон да Эстремадура собственной персоной. Даже не снявший пудового венчального костюма.

– Идемте скорее! Да идемте же! Доктор Го, вас я тоже обыскался, а вы оказывается во-он где! – ошалело выкликал жених-астрофизик и ожесточенно махал руками, призывая Арсения вместе с магистром Го Цянем следовать за собой.

Мадянову опять предстояли долгие коридоры «Пересмешника». За минувшие годы он так привык к ним и помнил мысленно каждый поворот, что мог следовать куда угодно вслепую, словно ветеран-тюремщик, досконально изучивший вверенные его попечению казематы. Доктор спешил за возбужденным сеньором Рамоном к подъемнику, машинально считая шаги, ровно сто пятьдесят, если от дверей его собственной каюты. Для магистра Го Цяня выйдет побольше, но не намного. Может, разве на десяток. Тут же Арсений запретил себе думать о вещах, сейчас неважных абсолютно, надо же, какая ересь лезет от растерянности в голову! И доктор поторопился обратиться с вопросами непосредственно к Эстремадуре, тяжко вздыхавшему от быстрой ходьбы и лишнего веса парадного, свадебного облачения и совсем в данный момент не похожему на счастливого молодого супруга.

– Куда вы нас тащите, почтеннейший? Вам следует теперь находиться совсем в ином месте, а не галопировать в коридорных потемках! – попытался одновременно и вразумить непутевого астрофизика Мадянов. – Или вы забыли о том, что вас ждет невеста? То есть жена… Что-то стряслось с Таной?! – перепугался вдруг доктор. Тогда почему они спускаются нынче на второй уровень?

– Господи, нет, конечно! Из-за вас помянул имя божие всуе! С моей супругой все в порядке. Относительно, само собой. Если только мы оба не свихнулись сразу! – пояснил, ничего не объясняя, и успокоил, не привнеся покоя, сеньор Рамон. – Сейчас своими глазами все увидите!

На втором уровне уже бегом они кинулись за Эстремадурой по направлению к его астрофизической лаборатории. Новоиспеченному мужу прекрасной Таны, видимо, надоело таскать на себе лишние и ненужные в дальнейшем килограммы, вследствие чего сеньор Рамон на ходу стянул сюртук, заодно сорвал и гравитационный стабилизатор, что вышло решением ошибочным и чреватым. Ладно бы верхняя часть его костюма, но, к несчастью, вышла из строя и нижняя. Ничем не сдерживаемый лакрин сразу же разошелся до первоначального размера, заказанного для пузатого комиссара Цугундера, и спустя малое мгновение суматошный звездочет хлопнулся плашмя на живот, запутавшись в осевших до колен штанинах.