Дмитрий Стародубцев - Шерас

Хавруш долго твердил свои молитвы, пока его щедрое на обещания воображение не истощилось. Тогда, переведя дух и уповая на то, что смог наконец вразумить бестолковую взбалмошную девицу, он вновь обратился к сражению и в изумлении обмер. Авидроны уже переходили Волчий ручей, их валилы и метательные механизмы извергали сотни и сотни пылающих снарядов, производя опустошение в иргамовских рядах. Стрелы с того берега летели плотной, нестерпимо жужжащей массой, образуя над Волчьим ручьем причудливый живой мост, так что создавалось впечатление, что по нему можно просто взять и пройти. Воины Тхарихиба, не выдерживая натиска, в особенности в центре, где атаки авидронов были самыми яростными, медленно пятились назад.

И тут Верховный военачальник ясно вспомнил ужас Кадиша, и ядовитый кислый страх поднялся к горлу откуда-то из желудка. А еще накатило тоже знакомое по Кадишу чувство обреченности, тщетности любых, даже самых исполинских, трудов.

Хавруш тут же отрезвел — дурман, навеянный молитвенным упоением, мгновенно испарился.

«Ну и дрянь же ты! Глупая, подлая, развратная тварь, — мысленно бросил оскорбленный иргам безмолвной статуе Девы, которая в ответ вдруг вся сердито заискрилась, окунувшись в лиловые волны первых рассветных лучей. — Я думал, что ты только слепая, а ты еще и глухая! Знаешь, что я тебе скажу: ты совсем не та, какой хочешь казаться и какой тебя представляют люди. Ты не юная золотоволосая дева и вовсе не целомудренная, а уродливая беззубая седая старуха. Если я выиграю это сражение, клянусь! — славные иргамы, пожалуй, подберут себе другого бога для поклонения, более отзывчивого и покладистого».

Испугавшись своего богохульства, Верховный военачальник даже оглянулся. Впрочем, никто ничего не заметил, только либерий Дэвастас — светловолосый здоровенный детина, как-то странно улыбался, будто что-то такое знал, не ведомое никому. Хавруш нарочито небрежным жестом подозвал его.

— Что скажешь?

— Я тебе говорил, Хавруш, что любой строй должен быть подвижным, — с некоторым упреком отвечал военачальник. — Сейчас, когда авидроны еще не переправили через Волчий ручей основные силы, нужно атаковать их монолитом, например «чернощитными», и во что бы то ни стало отбросить назад. Пока не поздно, умоляю тебя, отдай необходимые распоряжения…

Дэвастас уже давно не выглядел тем неказистым простоватым малым, которого Хавруш знавал когда-то. Его притягательные голубые глаза по-прежнему излучали удивительную открытость и чистоту, которая еще могла ввести в заблуждение несведущего, но его лицо теперь украшали мужественные шрамы, весь он теперь источал непоколебимую уверенность в себе, а еще неприкрытую угрозу. Сейчас это был знающий себе цену, опытный заматеревший воин, красующийся в дорогих одеждах. С тех пор как его карьерой занялась черноволосая Хидра — неверная жена Тхарихиба, он постиг те высоты власти, которые даже для большинства наизнатнейших были недосягаемы, и сейчас, презрительно-скучающий, замкнутый, слабоуправляемый, иногда вызывающе бесстрастный или вдруг вспыльчивый, он позволял себе такие вольности, от которых даже ему — брату интола и Верховному военачальнику Иргамы — было не по себе. В последнее время этот человек тяготил Хавруша, даже более того — Хавруш его боялся. Ведь кому, как не ему, было известно, на какие жестокости способен этот голубоглазый живодер.

— Перестаиваться как раз поздно, — отвечал Хавруш. — Да и зачем? Наш план, без сомнения, удачен.

— Прости меня, величайший, но я в этом не уверен.

— Как ты смеешь?!

Хавруш вырвал из ноздри волосок и на мгновение задумался. Его глаза вдруг забегали.

— Послушай, Дэвастас. Я, как никогда, уверен в нашей победе. Но всё же, если произойдет чудо и авидроны окажутся сильнее, прошу тебя, позаботься о золотой Деве. Ты знаешь, что она бесценна. Ты спас ее однажды. Если что, спрячь ее и на сей раз в надежном месте, только не в Масилумусе, и жди моих распоряжений.

— Я сделаю так, как ты хочешь, — кивнул Дэвастас, нисколько не удивившись просьбе.

— Хорошо, — успокоился Хавруш. — И вот еще что. Встань со своими людьми у лагеря и не спеши бросаться в пекло. Как бы ты ни бился, твое участие не повлияет на исход сражения. Если мне придется отступать, обеспечь мой отход. А потом займись Девой. Я знаю, что ты справишься.

— Без сомнения, — вновь кивнул Дэвастас, но что-то неискреннее, черное мелькнуло в его детских голубых глазах…

На фланге Лигура в атаку пошла партикула «Неуязвимые». Добрую часть ночи Великий Полководец пытался перейти Волчий ручей. Одни только лучники опустошили почти восемьдесят повозок, груженных колчанами со стрелами. Смешанными силами было предпринято четырнадцать бешеных атак. Но иргамы на том берегу проявили необычайную стойкость: тела тысяч авидронов буквально завалили собой мелководное русло. Много раз авидроны переходили Волчий ручей и с остервенением вгрызались в иргамовские позиции. Казалось, что дело сделано, и враг вот-вот побежит. Но не тут-то было: появлялись иргамовские колесницы, и тучи легковооруженных конников, не жалея ни лошадей, ни себя, стремительно набрасывались на противника, бились с непревзойденным упорством и неизменно уничтожали всех, кому удалось переправиться на чужую сторону, хотя и сами гибли без счета. Всё вокруг пламенело. Взметались клинки, трещали копья. Мелькали красные, оливковые, бледно-зеленые, золотистые, черные плащи. Хрипели, взбрыкивая, павшие лошади. Лигур не верил своим глазам: наверное, впервые в жизни он сталкивался с таким яростным сопротивлением.

Алеклия был в гневе — одного за другим он присылал к Лигуру белоплащных порученцев, и с каждым разом тон поступающих от него приказаний становился всё строже, всё нетерпимее.

Не надеясь более на вспомогательные отряды, Лигур, вновь получивший от Алеклии очередное послание, почти оскорбительное и угрожающее, отправил в пятнадцатую атаку средневооруженных — Абордажную либеру, отряд отчаянных рубак, особенно прославившийся в недавнем морском сражении при Галермо, а вместе с ними — пять тысяч всадников. Но и этот штурм закончился ничем — Волчий ручей, казалось, был заколдован.

Лигур, всегда необычайно сдержанный, воздел к небу руки — в этот миг он готов был сам броситься в бой: лучше умереть, чем терпеть такой позор.

— Позволь мне! — вдруг услышал он голос за своей спиной.

Военачальник с удивлением оглянулся и увидел партикулиса Эгасса, героический монолит которого стоял неподалеку.

«Почему нет? — подумал Великий Полководец. — Эгасс никогда не подводил: его партикула способна выполнять любые, даже самые сложные поручения. Да и что мне остается делать?»