Виктория Дьякова - Кельтская волчица

— Ты ж откуда догадалась, матушка? — Ермило испытывающее поглядел на нее, — что Арсений нашелся, никак не пойму…

— Что же тут догадываться? — слабо улыбнулась Сергия, — по твоему лицу все и прочла…

— А верхом ехать сможешь ли? — осведомился с беспокойством.

— Отчего ж не смочь, Ермила Тимофеевич, — покачала та головой с упреком: — ведь не всегда же я монашенкой была. Прежде, когда в миру жила, так всему и обучилась. Не бойся обо мне, вспомню. И помощницей тебе доброй буду. Так что, перекусите покуда с Данилой на поварне, а после выезжайте назад, не медля, — распорядилась она, — а я еще до сумерек присоединюсь к вам.

Как и сговорились, едва солнце начало клониться к закату, матушка Сергия, простившись на время с Лизой и с княгиней Еленой Михайловной, вышла пешком из усадьбы и направилась дорогой к монастырю. Лиза стояла у самых ворот и махала матушке платком. Покуда от господского дома было ее видно, Сергия шла дорогой, не сворачивая. Но едва дорога перевалила за холм — тут же направилась в сторону, в лес, где по раннему уговору с Ермилой должны были охотники приготовить ей лошадь и одежду подходящую при том. Небо розовело вечерней зарей — по нему неспешно плыли маленькие, курчавые облака.

Ермило исполнил договор — серая лошадка под седлом поджидала монахиню, привязанная к широкостволой березе. К седлу приторочили и куль с одеждой.

Быстро переодевшись в мужское платье, Сергия свернула свое монашеское одеяние и аккуратно спрятала его между выступающих из земли корней березы.

После села в седло, и поскакала к тому самому оврагу, у которого произошло несчастье с молодым князем Прозоровским. Когда она приблизилась к поляне, где ночью стоял лагерь охотников, то придержала коня.

Отогнув темно-зеленую, опутанную паутиной ветку ели, присмотрелась: на поляне, как и предполагалось у костра сидели только двое — сам Ермила и Данилка. Остальные охотники уже отправились в усадьбу.

Появление матушки Сергии, которую они всегда привыкли видеть в длинной черной рясе и таком же черном платке на голове, одетой нынче в мужской костюм да еще верхом на лошади, привело обоих охотников в смущение. Они вовсе не предполагали, что монахиня может так ловко справляться с ездой в седле, да и вовсе стройна и весьма хороша собой. Однако не дав себе труда долго наблюдать их удивление, Сергия решила не терять времени зря — скоро уж вполне начнет темнеть.

Потому, справедливо считала она, надо немедля приниматься за дело.

Данилка, собравшись с духом, повел их оврагом к болотному краю. По ранней вечерней росе широкий кровавый след все еще отчетливо виднелся на траве, а сладковатый запах разложения, немного развеянный ветром, снова собирался над топью.

Также как и Данилке поутру трагедия предстала взорам Сергии и Ермилы во всей своей обнаженной неприглядности. Небо все более темнело, и оттого тело Арсения выглядело издалека почти полностью покрытым грязной синевой. Особенно страшно смотрелась на расстоянии обезображенная голова несчастного.

— Господи, свят! — Прошептал Ермило, и осенив себя крестом, начал читать молитву, едва заметно шевеля губами.

— Разве ж волки способны на такое, — тихо произнес за спиной Сергии Данила, — это ж просто святотатство истинное… Где же видано?

— Волки вовсе ни при чем, — мрачно промолвила Сергия, — здесь похоже, действовали вовсе иные силы.

— Никак, демоны, — прошептал Данила с испугом.

— Но волк, которого мы видели, он не всем волкам чета, — проговорил вдруг Ермила настойчиво.

— Да брось ты, — отмахнулся Данилка, — если ж ты опять про белесую волчицу, которая тебе пригрезилась давеча.

Я же сам гнал того зверя, который вышел на вас с князем, самый обыкновенный прибылой, с месяца два назад серым щенком мамку сосал.

— Да говорю же тебе, — не сдавался Ермила, — гнать-то ты гнал, я того не ведаю, а на нас вышел вовсе не прибылок, а сама волчица. Собой огромна, с конскую спину поди высотой. Шерсть у нее светлосерая, почти что белая, а пасть с зубищами — каждый что по сабельному клинку. Мы ж тебя, дурака, послушали, а коль представить себе, если она такая на одного Арсения Федоровича пошла — тогда уж чему удивляться-то, приговоренный он оказался. Она не то что с одним, с целой ротой солдат запросто справится…

— Ты же за ней скакал, — Данилка аж покраснел от старания, — куда она делась? Куда? Видел ты ее? Белую волчицу видел?

— Нет, не видел, — Ермило со злостью бросил шапку на землю, — ринулась в овраг, я — на ней, а ее и след простыл. Собаки след потеряли…

— Где же вы такую волчицу видали? — внимательно прислушиваясь к их перебранке, спросила Сергия: — никак во время охоты столкнулись?

— На нас с князем Федором Ивановичем вышла она, — признался Ермила, потупившись, — он вот гнал, только не видал ничегошеньки, — снова сердито покосился доезжачий на Данилку, — на болотах у нее гнездо. Вот оврагом и пошла она. Как раз к этому месту и вышла. И если Арсения Федоровича при себе волокла в зубах, то иного места не ищи — здесь бросила. Там же у начала оврага и кобель погрызанный лежит из стаи Арсеньевой, — припомнил он, потерев лоб.

— Бросить-то бросила, а привязал кто? — с нескрываемой издевкой хохотнул над старшим охотником Данилка. — Сама волчица и привязала? Как же она сделала это? Достала веревочку из кармана, на задние лапы встала и давай привязывать? А потом что? По самой трясине поплыла — и не утопла? Как ты, матушка, думаешь, — обратился он к Сергии, — могла ли волчица такое учудить? Да такое только в сказках у старух случается.

Монахиня не ответила ему. Она приказала насупившемуся Ермиле нести веревки и попробовать зацепить крест. Примирившись за работой, Ермила и Данилка несколько раз бросали петлю поочередно.

Наконец, Данилке, более молодому и гибкому, удалось ухватить верх. Вдвоем с Ермилой они напрягаясь тянули веревку к себе — крест, поставленный вполне твердо, поддавался с трудом, но все же сдвинулся и постепенно накренился. Охотники потянули еще. С тихим плеском крест съехал в заколыхавшуюся жижу.

Утопая по пояс в болоте, посиневшее обнаженное тело Арсения стало приближаться к берегу, оставляя за собой черную ленту воды, в которой по-прежнему виднелись кровавые разводы.

Когда оба охотника вытащили тело на берег, Сергия осмотрела его. В области сердца на груди виднелось обширное красное пятно. Но самое ужасное состояло в том, что у убитого совершенно не было кожи на лице и голове — ее сорвали вместе с волосами так как скорняки снимают шкуру с животного.

Замерев от ужаса, смотрела Сергия на мертвое тело молодого человека, еще живого и веселого вчера поутру и видела только его широко раскрытые глаза, слепо устремленные в розовеющее сумерками небо и старалась не попадать взглядом на красноватую от запекшейся крови мускулатуру лица, на зубы, обнаженные в страшной беззубой улыбке.