Игорь Чужин - Странник. Книга вторая.

Три раздолбаные телеги охраняемые десятком конных ассасинов тащились по заросшему проселку между стволами вековых деревьев. Скрип колес прерывался щелчками кнутов и руганью возниц. Дорога была ужасной телеги то и дело застревали в корнях деревьев или колеях залитых водой. Недавно над лесом прошел ливень и с листьев деревьев на проселок непрерывно падали капли. Жара превратила лес в парную. Влажность была такая, что одежда на телах воинов промокла до нитки.

– Привал! – крикнул седой воин и телеги свернули на небольшую поляну рядом с дорогой.

Ассасины спешились и начали расседлывать коней. Возницы поставили телеги в ряд и тоже выпрягли лошадей из телег.

– Все остаемся здесь на ночь, – отдал команду седой ассасин. – Сегодня даже сам дьявол не заставит меня сдвинуться с места. В этом лесу могут жить только мокрицы и афры. Фарух выстави дозоры и займись едой.

Высокий воин со шрамом на щеке, кивнув головой и начал выполнять приказ. Двое воинов ушли в дозор, а остальные приступили к обустройству лагеря.

– Ахмед старая образина, ты куда подевался? – закричал командир отряда.

– Я здесь уважаемый Мераб, – откликнулся хромой старик в старой чалме.

– Как там пленный не подох еще?

– Живой, слава всевышнему, но он очень плох и, наверное, скоро умрет.

– Умрет, говоришь? Тогда светлейший Фархад тебя на кол посадит, а не этого хумана.

– Все в руках всевышнего! Я делал все что мог. На этом хумане места живого нет, нога сломана и гниет, он весь обгорел. Здесь видящая нужна, а не простой лекарь.

– Ладно, успокойся. Пойдем, посмотрим на твоего подопечного.

Мераб с лекарем подошли к последней телеге, на которой лежало укрытое рогожей тело. Ахмед откинул в сторону рогожу, под которой лежал раненый пленник. Из-под рогожи пахнуло смрадом разлагающегося мяса, и Мераб невольно отшатнулся.

– Ты что это старый козел совсем с ума сошел? – заговорил сквозь зубы седой ассасин, схватив старика за полы халата. – Живой говоришь? Хуман давно сдох и протух, его черви уже едят, а ты мне голову морочишь.

– Господин он живой, – засипел придавленный Ахмед. – Я хуману специально ногу разрезал, чтобы гной выходил, а черви рану чистят.

– Черви рану чистят, говоришь? Тебя самого сейчас черви жрать будут, если ты эту дохлятину из каравана не выкинешь. Ты заразу в отряд притащить хочешь? В этом аду любая царапина гниет, нам только чумы не хватало. Бери Назима, оттащите труп подальше от лагеря и бросьте в канаву.

– Господин, меня визирь на кол посадит, если я к нему хумана не привезу, – взмолился лекарь.

– Мне плевать, что он с тобой сделает, – зарычал воин. – Нам еще две недели по лесу тащиться, покуда к горам не выйдем. Кругом дикари и зверье хищное, мы сами подохнуть можем в любую минуту, а ты покойника мне предлагаешь на горбу таскать?

– Нет, господин, я только хотел …– начал лекарь.

– Назим, помоги этому идиоту – прервал оправдания старика Мераб, и пошел в сторону костра. Телега, поскрипывая, тряслась по дороге в сторону оврага.

– Стоп приехали, – сказал лекарь и телега остановилась. – Бери его за плечи, а я возьму за ноги.

– Тяжелый зараза – произнес Назим, сбросив труп в овраг. – Ахмед выбрасывай все барахло из телеги, я эту дрянь больше не повезу.

Старик выкинул из телеги подстилку и рогожу, которой был накрыт хуман, и телега отправилась назад в лагерь.

***

Скрип тележных колес стих за поворотом и в лесу воцарилась первозданная тишина, только шум капели и крики птиц, раздавались в глубине леса. В кустах послышался треск сломанной ветки, и из них высунулась синяя клыкастая рожа. Рожа повела бульдожьим носом и чихнула. Следом за головой из кустов появилось и все тело здоровенного шака в рваной одежде. Шак принюхавшись, быстро направился на запах разложения в сторону оврага. 'Первый' остановился на краю оврага и посмотрел вниз. На дне промоины возле ручья, лежало изломанное тело человека. Шак быстро спустился, вниз хватаясь руками за ветки кустов растущих на склоне оврага. Тело человека лежало лицом вниз и не подавало признаков жизни. 'Первый' осторожно перевернул тело на спину и заплакал. Перед ним лежал его хозяин Ингар, который был для 'Первого' единственным родным существом на всем белом свете. Шак разорвал лохмотья на груди Ингара и приложил к ней свое ухо. Даже звериный слух 'Первого' не сразу уловил слабые звуки биения сердца. Тук-тук, тук-тук прерывисто стучало сердце дорогого для него человека. Шак оторвал кусок своей рубахи и, намочив его в ручье, стал протирать лицо хозяина. Вода смочила потрескавшиеся губы, и изо рта Ингара раздался хрип. 'Первый' положил голову хозяина себе на колени и начал капля за каплей вливать воду ему в рот. Ингар поперхнулся, но начал глотать воду. Дыхание раненого стал шумным и прерывистым, тело начали сотрясать рвотные позывы. Шак повернул Ингара набок, и на траву из желудка хозяина хлынула черная струя. 'Первый' несколько раз поил Ингара, но каждый раз вода выливалась обратно из его рта. Наконец рвота прекратилась и хозяин затих. Шак взвалил тело человека себе на спину и отправился в глубину леса.

Небольшое стадо оленей вышло на берег лесного ручья, на водопой. Старый самец стоял на берегу и вслушивался в звуки леса, стараясь обнаружить опасность. Две молодые оленихи с тремя маленькими оленятами пили воду из ручья, доверив свою безопасность самцу. В лесу треснула ветка, и самец, сорвавшись с места, бросился, вниз увлекая свое стадо на другую сторону ручья. Все олени благополучно выскочили на другой берег и скрылись в кустах только самый маленький не смог допрыгнуть до спасительных кустов на высоком берегу. Копыта олененка соскользнули по глине, и он сорвался в воду. Последнее, что отпечаталось в его маленьком мозгу, это ужасное чудовище с огромной дубиной. Маленькое сердце отчаянно забилось в груди и разорвалось от страха.

'Первый' удивленно смотрел на неподвижное тельце, он готовился к погоне или драке, а на то, что добыча умрет от страха, не рассчитывал. Шак вытащил на берег добычу и впился зубами в ее горло. Охотник знал, что люди не любят когда шаки пьют кровь убитых животных и строго наказывали за это, но здесь в лесу он не мог отказать себе в удовлетворении древнего инстинкта. 'Первый' находил для себя оправдание в том, что в лесной пещере его ждет больной хозяин, которому нужно протертое мясо и наваристый бульон, а кровь, не спущенная из тела добычи, портила мясо. Второй отмазкой было то, что так он экономил мясо, утолив аппетит горячей кровью. Взвалив добычу на плечо, шак отправился к пещере, где его ждал хозяин.