Линн Флевелинг - Месть Темного Бога

«Касатка» повернула на юг и пошла вдоль берега под свежим попутным ветром. Зимнее море сверкало в лучах клонящегося к западу солнца, как полированная сталь. Крутые каменистые острова самых разных размеров вставали из прибрежных вод, напоминая разрушенные крепости. Некоторые заросли темными елями или дубами; там, где берег давал укрытие судам, виднелись рыбачьи деревушки. Тут встречалось довольно много торговых судов, и Талриен переговаривался с их капитанами при помощи рупора.

Однако в водах Осиатского моря плавали не только корабли: скоро Алек впервые увидел стаю дельфинов. Перегнувшись через борт, он следил, как десятки животных ныряют в волнах, сопровождая суда. Потом он увидел другую стаю, удирающую, выскакивая из воды, от тезки их корабля — хищной касатки. Хотя и не такая большая, как кит, она показалась Алеку огромной. Мысль о том, что такие чудовища проплывают под их килем, оставила у него очень неприятное чувство.

Западный берег Скалы был неприступен. Суровый гранит — могучий скелет страны — проступал из земли на побережье и в горах — ее становом хребте. Между этими двумя скалистыми стенами лежали плодородные террасы и долины, леса и гавани — их-то столетия назад и выбрали себе для поселения скаланцы. За отполированными прибоем береговыми утесами начинались пологие склоны, постепенно переходившие в предгорья.

Глядя на берег, Алек видел повозки и всадников, едущих по вьющейся вдоль моря дороге. В облаке пыли, наполовину скрывавшем отряд воинов, сверкали доспехи.

— Это Дорога Царицы, — сообщил ему Бини. — Она тянется вокруг всего полуострова, потом по перешейку и наконец доходит до Кротовой Норы.

К вечеру они зашли в небольшой порт и сгрузили там часть вина и клеток с птицей, взяв на борт взамен медные слитки.

Когда погрузка закончилась и все ушли из трюма, Алек уселся рядом с Серегилом, надеясь, что ему удастся влить тому в рот еще бульона. Но после нескольких ложек Серегил начал давиться, и Алек отказался от этой затеи. Дыхание вырывалось из медленно поднимающейся и опадающей груди больного со свистом, и Алек почувствовал, как отчаяние холодной рукой сжимает его горло. Он больше не мог этого выносить. Сунув руку в мешок Серегила, он вытащил завязанные в платок драгоценности. Спрятав их за пазуху, он поспешил наверх, чтобы найти капитана и Седрика.

— Вы должны посмотреть на него, — сказал он им, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Я думаю, что так он не доберется до Римини.

В трюме Седрик склонился над неподвижным телом, потом покачал головой:

— Парень прав, капитан. Этот человек при смерти. Талриен тоже пощупал пульс Серегила, потом в задумчивости опустился на бочонок.

— Даже если мы отправимся прямиком в столицу, не заходя в другие порты, не уверен, что мы доберемся туда вовремя.

— Но ты мог бы это сделать? — спросил Алек. Поймав отчаянный взгляд юноши, Талриен кивнул:

— На этом корабле я хозяин. Я решаю, куда он плывет и когда. Моей деловой репутации, конечно, не пойдет на пользу, если я доставлю товары с недельным опозданием…

— Может быть, если дело в деньгах, это может помочь? — Алек вытащил узелок с драгоценностями и протянул его капитану.

Талриен развернул платок и вынул тяжелую золотую цепь, серьги и монету в полсестерция, которую Клиа дала Алеку.

— Я не должен был продавать их — он не велел. — Алек взволнованно показал на Серегила. — Если этого мало, я думаю, он отплатит тебе с лихвой, когда мы доберемся до столицы.

Талриен снова завязал платок и вручил его Алеку.

— Мы доставим тебя в Римини завтра к полудню. А о цене можно поговорить и потом. Седрик, принес бы ты парню кружечку эля.

Когда они ушли, Алек улегся рядом с Серегилом и натянул на них обоих плащи, стараясь согреть больного теплом собственного тела. Кожа Серегила была влажной и холодной, глаза под потемневшими веками провалились. На мгновение Алеку показалось, что лицо друга исказилось от боли.

Слезы обожгли глаза Алека, и, стиснув холодную руку Серегила, он прошептал:

— Держись! Нам уже недолго теперь, держись… Снова ему показалось, что по неподвижному лицу скользнула тень какого-то чувства, но, может быть, это была всего лишь игра света.

…Опять эта равнина. Все та же пустота и стонуш.ий ветер.

Ох, от этого с ума можно сойти! Ему хотелось ругаться, кричать, ударить кого-нибудь. Но все, что он мог, — это поворачиваться кругом снова и снова, как идиот, высматривая на горизонте хоть какой— нибудь ориентир.

Но даже ослепляющая ярость не помешала ему заметить вдалеке темную фигуру; он изумленно застыл на месте. Тот зловещий преследователь, последний его противник при жизни, неужели он последовал за ним и сюда?

Но нет, даже на огромном расстоянии, разделявшем их, он мог разглядеть, что это человек — капюшон его черного плаща был откинут, белело лицо, и человек что-то кричал ему.

Нет, он пел!

Серегил не мог разобрать слов, но мелодия была так прекрасна, полна такого привета и обещания, что на глаза наворачивались слезы. Как далеко до него? Сколько времени нужно, чтобы туда добраться? В этой проклятой пустыне невозможно определить расстояние, но не важно. Он будет бежать — Серегил внезапно ощутил удивительную легкость, скользя над мертвой травой и камнями. Он уже бежит — нет, он летит! Чувство освобождения, радостного приближения к цели было опьяняющим. Земля под ногами стала смутным видением, и фигура впереди ждала его, раскрыв объятия. Слишком быстро и все же недостаточно быстро он приблизился; руки человека обхватили его и подняли — он снова обрел тело, а человек перестал петь и ласково улыбнулся ему. Что за лицо! Прекрасное и безмятежное, как у бога. Кожа цвета чистого золота собралась в тонкие морщинки у глаз и губ, когда человек улыбнулся. Один глаз был закрыт повязкой, но это не портило совершенства лица. Другой глаз, синий, как сапфир, смотрел на Серегила с бесконечной любовью.

— Наконец-то ты пришел, страдалец! В голосе звучали вся любовь и тепло, какие только Серегил мог надеяться встретить в своей короткой и бурной жизни.

— Помоги мне, забери меня отсюда! — взмолился Серегил, вцепившись в руки существа, холодные и твердые, будто каменные.

— Конечно, — ответило божество, потому что, несомненно, именно божество это и было — Билайри или Иллиор, — пришедшее, чтобы спасти его из этого ужасного места.

Прижав его к себе, как ребенка, бог ласкал его своей холодной нежной рукой.

— Мы пройдем сквозь ворота и пересечем море вместе, ты и я. Отдай мне тот дар, что ты принес, и мы сразу же отправимся.

— Дар? Но я не принес никакого дара, — запинаясь, пробормотал Серегил, и сердце его болезненно заколотилось в груди.