Алексей Пехов - Основатель

– Я могу задать один личный вопрос? – спросила мормоликая.

– Конечно. Любой.

– За что тебя изгнали из твоего мира?

Он не сомневался, что рано или поздно разговор зайдет и об этом.

– Если не ошибаюсь, – Атум взглянул в окно, на медленно проплывающие мимо здания, – здесь неподалеку твой любимый ресторан?

Фелиция поняла намек и попросила Себастьяна остановиться.

Зал был небольшим, уютным, со стенами из белого мрамора, каменными решетками, увитыми настоящим виноградом, между столиками. В каждом углу стояли псевдогреческие скульптуры, амфоры и колонны. С барельефов смотрели застывшие лица богов и богинь. Пахло человеческой едой, табачным дымом и теплыми телами людей.

Навстречу Фелиции устремился низенький, круглолицый господин в национальном греческом костюме. Помощник хозяина расцеловал мормоликаю в обе щеки, крепко пожал руку Атуму и принялся шумно радоваться их появлению. Леди отвечала ему не менее дружелюбно, интересовалась новостями, позволила взять себя под руку и увлечь вверх по лестнице.

Основатель шагал следом за ней, думая, получили даханавар подобную либеральность к смертным от него или приобрели самостоятельно с течением времени. И пока еще не знал, как к ней относиться.

Их проводили в небольшой отдельный кабинет, где был воссоздан маленький уголок Эллады. Светлый, просторный, наполненный воздухом и искусственным светом, очень похожим на настоящий солнечный. Стены здесь были расписаны с удивительным мастерством. Высохшие холмы, дорога, усыпанная белым камнем, круглые кроны олив, сверкающая полоса воды. Мормоликая, сбросив меха и оставшись в тонком, полупрозрачном хитоне, струящемся по телу мягкими складками, казалась сошедшей с одной из этих картин.

– Работа фэри? – спросил Атум, отодвигая стул, чтобы помочь Фелиции сесть. – Я как будто даже чувствую запах моря.

– Нет. Это рисовали люди.

– Надо же. Значит, это аромат твоих духов. – Он сел напротив Леди, ощущая, как она внимательно наблюдает за ним, оценивая каждое движение, по-прежнему внутренне настороженная и недоверчивая.

Появился официант, поставил на стол корзиночку с хлебом, масло, сыр и кувшин вина. Леди поблагодарила его улыбкой и обратила выжидательный взгляд на собеседника.

– Так о чем ты хотела узнать? – продолжил тот прерванную беседу. – За что меня изгнали из родного мира? Меня не изгоняли. Меня убили.

Тонкие брови Фелиции приподнялись изумленно.

– Для существ из нашего пространства ваше – убийственно. И, естественно, его предназначение – убивать. Нас. Таких, как я. Вернее, таких, каким я был прежде. – Он машинально взял кусок хлеба и принялся намазывать маслом. – Видишь ли, в чем дело. Мы – гин-чи-най – бессмертны. И в отличие от вас, людей, лишены… видимо, это называется воображением, а также желания и способности творить, создавать произведения искусства, не имеющие практической пользы. То есть душевного качества, которое позволяет таким, как ты, вампирам жить веками и не знать усталости от своего существования.

Леди сидела неподвижно, не отводя от него глаз, и жадно слушала. От подобного проникновенного внимания можно было почувствовать себя польщенным.

– И так как мои сородичи из потустороннего мира лишены подобной потребности, через определенное время жизнь начинает тяготить их. А избавиться от нее они могут лишь в этом мире. Один шаг на солнце и… – Он повел рукой, наглядно демонстрируя, как развеивается сожженная плоть.

Фелиция коснулась кончиками пальцев тяжелого чеканного ожерелья, собираясь с мыслями:

– Но если ты создавал нас, передавая свою магию, то как сила фэриартос оказалась основана именно на воображении и способности творить?

– В этом все и дело, – язвительно отозвался Атум, откладывая явно несъедобный кусок хлеба и наливая вино в два бокала. – Я – это я. Единичное исключение. Опасный безумный урод. Сила фэриартос и лигаментиа – иллюзии и фантазии, сумасшедший бред. То, что мои соотечественники посчитали бредом и выбросили меня вместе с ним в эту реальность.

Основатель попробовал вино и с разочарованием отставил бокал. Вкус у этой жидкости был отвратительным.

– Но в одном они просчитались. Я не хотел умирать. Вдохновенное безумие дало мне возможность придумать, как спастись. Я разделил свою силу между людьми… ну, остальное ты знаешь.

Фелиция провела пальцами по щеке, убирая тонкий завиток, и произнесла медленно:

– Значит, тебя изгнали за то, что ты обладал силой, которой были обделены твои родственники? И они посчитали ее опасной.

– Я казался им опасным безумцем, – уточнил собеседник. – Так же, как безумны лигаментиа и в чем-то – фэриартос.

Он отодвинул бокал, придвинулся ближе к Леди и произнес доверительно:

– А еще я эгоистичен и амбициозен, подобно нахтцеррет и асиман, самонадеян, словно лугат…

Фелиция оперлась локтями о стол, в ее глазах мелькнула улыбка. Она на миг перестала видеть в нем могущественное, потустороннее существо, которого ее заставляли опасаться. Напротив сидел Дарэл… почти Дарэл, самозабвенно хвастающийся своими недостатками. Такой знакомый, такой близкий…

– Что же в тебе от даханавар?

– Ответственность и дружелюбие. – Он протянул руку и коснулся ее ладони. – А от кадаверциан – прямота.

Леди не отстранилась. Тревога исчезла из ее мыслей, и таял холод в душе. Она хотела поверить в это невозможное перевоплощение и почти поверила. Поддалась его ненавязчивой магии, а также страстному желанию жить, не думая об интересах клана и человечества хотя бы несколько часов.

– Я вернул Рамону магию, а тебе могу вернуть Дарэла. Хочешь?

Он наклонился еще ближе к мормоликае и коснулся губами ее губ. Она замерла на мгновение, а потом… ответила на поцелуй.

Атум запустил пальцы в пушистые локоны Фелиции, одновременно собирая рвущуюся нестабильную магию. Смотрел на ее опушенные ресницы и видел боковым зрением, как бесшумно раздвигается стена, создавая глубокую, сложную иллюзию просторной светлой комнаты. Ее окна были распахнуты, за ними ровно вздыхало море, ветер шевелил тонкие занавеси полога над широкой резной кроватью и перебирал лепестки цветов, разбросанные по мраморному полу.

«Слишком молода», – снова рассеянно подумал Основатель, поднимая на руки легкое, горячее женское тело.

Он переступил через порог иллюзорной комнаты, крепко прижимая к себе Фелицию. Так, как прижимал бы ее Дарэл, пылко и немного сильнее, чем нужно.

«Слишком долго была одна, изображая неприступную главу клана. Не могла найти того, кого посчитала бы достойным. Себастьян не в счет. Всего лишь верный, послушный раб».

Мормоликая обнимала его в ответ, прижимаясь кудрявой головкой к плечу, и горела от наслаждения.