Роберт Сальваторе - Меч Бедвира

Лицо Лютиена помрачнело, рука сама собой сжалась в кулак.

— Где? — решительно спросил он. У Сиобы не оставалось сомнений, что он собирается немедленно спасать гнома.

Она беспомощно пожала плечами — юноша видел, что красавица действительно не знает ответа, и это слегка остудило его пыл.

— У преторианской гвардии много темниц, — сказала она, качая голой. — Гнома будут судить в Соборе завтра утром вместе со многими другими, — быстро добавила Сиоба. — Его, несомненно, приговорят к каторжным работам в шахтах.

Лютиен не понял. Он постоял момент, раздумывая, стараясь разложить все по полочкам, затем вопросительно взглянул на Сиобу. Откуда она знала о гноме с площади Моркнея? Казалось, девушка прочитала его мысли, и на ее лице снова появилась лукавая улыбка.

— Я уже говорила тебе, что в дружеских связях есть свои преимущества, — сказала она, отвечая на незаданный вопрос. — Вот я и подумала, что вам следует это знать.

Лютиен кивнул.

Как нечто только что пришедшее ей в голову, Сиоба добавила:

— Гном, его зовут Шаглин, конечно, знал, что его схватят.

— Он тоже член вашей шайки?

Сиоба покачала головой:

— Он просто ремесленник, больше ничего.

Лютиен понимающе кивнул, хотя на самом деле не понял ровно ничего. Почему гном-ремесленник помог ему, зная заранее, что будет схвачен и понесет наказание?

— Я должна идти, — сказала Сиоба, взглянув на положение луны.

— Когда я увижу тебя снова? — тревожно спросил Лютиен.

— Увидишь, — пообещала девушка, исчезая в тени.

— Сиоба! — позвал Лютиен громче, чем собирался, — его желания одержали верх над благоразумием. Прекрасная дева снова сделала шаг к нему, вопросительно глядя на юношу.

Утопая в зеленом свечении ее глаз, Лютиен не мог найти слов. Впрочем, в них не было нужды.

— Еще один поцелуй? — спросила девушка. Она едва успела выговорить это, как Лютиен приник к ее губам.

— Ты увидишь меня снова, — пообещала она, отодвигаясь. А затем ушла, превратившись в одну из ночных теней.

— Все это игра, — жаловался Оливер той же ночью, когда они с Лютиеном возвращались домой. Пожалуй, в желудке молодого человека находился некоторый избыток эля. — Уж конечно, ты не настолько глуп, чтобы не понять этого.

— Мне наплевать! — Это было заявлено весьма решительно, хотя и несколько заплетающимся языком.

— Гномов всегда обвиняют, судят и приговаривают к каторжным работам в шахтах, — упрямо продолжал Оливер. — Легальное и неоспоримое рабство. Именно так Монфор достиг своего процветания, неужели тебе это непонятно?

— Мне наплевать.

Оливер боялся, что Лютиен скажет именно это.

Перед следующим рассветом двое друзей крадучись пробирались вдоль разделяющей город стены у основания Собора. Они перебрались через нее достаточно легко, и Оливер, зная порядки, решил остановиться в тени северного крыла Собора: это был трансепт, одна из двух частей длинного здания, которые придавали ему форму креста. С этой стороны несколько зданий почти примыкали к Собору, образуя открытую площадь.

— Нам надо в западный конец, — объяснил Оливер, заглядывая за угол огромного трансепта, и тут же посоветовал Лютиену снять накидку.

Юноша так и сделал. В первый раз он находился так близко от Собора, и каким же маленьким и ничтожным показался сам себе юный Бедвир по сравнению с величественным строением! Он окинул взглядом здание до огромных арок и множества горгулий, свисавших сверху и глядящих на жалких людишек — таких, как он. Зловещим и внушительным выглядел Собор в предрассветный час.

Вскоре после восхода солнца площадь заполнилась народом, купцами и ремесленниками, а также преторианскими стражниками. Лютиен заметил, что многие люди привели с собой детей.

— Последний день недели, — объяснил Оливер, и Лютиен кивнул, осознав, что закончилась еще одна неделя, а вместе с ней и весь сентябрь. — День налогов. Они приводят сюда детей, надеясь на милосердие, — Оливер хмыкнул, всем видом демонстрируя возмущение подобной наивностью.

Друзья притаились за углом, стараясь не привлекать к себе внимания. Наконец высокие и узкие дубовые двери Собора распахнулись и народ длинной вереницей потянулся в гигантское здание. Здоровенные циклопы встали по обе стороны дверей, бесцеремонно допрашивая проходивших мимо, сбивая в кучки мужчин и их семьи, как овец.

Оливер оттащил Лютиена подальше в тень стены, когда несколько обитых железом повозок подъехали к боковой двери в середине северной стены трансепта, к другому весьма впечатляющему входу, хотя и не такому огромному, как высоченные западные двери Собора. Множество преторианских стражников вышло из Собора навстречу привезенным узникам — четырем мужчинам, трем женщинам и двум гномам, которые были одеты в мешковатые серые балдахины, в основном открытые спереди. Лютиен узнал того гнома, который помог ему и Оливеру, сразу же — по лохматой иссиня-черной бороде, торчащей из капюшона, и по той же самой кожаной жилетке без рукавов, которая была на нем в то утро на площади Моркнея.

— Шаглин, — беззвучно произнес юный Бедвир, вспомнив имя, названное ему Сиобой.

Он двинулся вперед, но хафлинг твердо удержал его на месте. Лютиен бросил на него вопросительный взгляд.

— Слишком много, — беззвучно произнес Оливер и указал на строение, находящееся на площади напротив арестантских повозок. Лютиен заметил несколько фигур, болтавшихся около этого маленького здания или сидящих на мостовой подобно нищим, которые нередко встречались в нижней части города. Они кутались в плащи с капюшонами, пряча лица, но, приглядевшись к ним пристальнее, Лютиен понял беспокойство своего друга.

Все эти «нищие» отличались широкими плечами и пудовыми кулаками, напоминая воинов или циклопов.

— Неужели они ожидают нас? — прошептал Лютиен на ухо Оливеру.

— Это самая элементарная ловушка, — ответил хафлинг. — Легкий способ избавиться от возникшей проблемы. Возможно, им известно, каким глупым ты иногда бываешь.

Лютиен кинул на товарища негодующий взгляд, но стоя рядом с громадиной Собора при ярком свете дня, наблюдая за преторианской гвардией, заполнявшей улицы, он, честно говоря, не мог с ним не согласиться. Уходить не хотелось, но юноша задавал себе вопрос, что на самом деле он мог бы сделать.

Лютиен повернулся к Оливеру. Его отчаяние перешло в изумление. Хафлинг засунул свой темный камзол, черные туфли и шляпу в разные отделения волшебной перевязи, закатал штанины как можно выше и натянул на себя платье из набивной ткани, какие носили юные девушки.

Сделав это, Оливер вытащил парик из длинных и черных конских волос (Лютиен понятия не имел, где он его раздобыл), затем замотал голову несколькими слоями вуали, предусмотрительно скрыв усы и бороду.