Джезебел Морган - За третьей гранью

Я повертела головой, пока тоже не услышала дробный глуховатый перестук. Похоже, по колдобистой дороге, огибающей лес со стороны полей, к деревне приближались всадники – вдали уже виднелась стена поднятой пыли, кажущейся красноватой в лучах садящегося солнца. Прищурившись, мы внимательно вглядывались в приближающееся облако пыли, ожидая когда из него появятся всадники. Кавалькада неслась с огромной скоростью, вскоре мы могли уже разглядеть десятка два добрых молодцев на великолепных скакунах. Когда кто-то заметил нас, все остановились и выдвинули парламентёра, высокого (конный пешему Гулливер) блондина на чёрном коне.

– Княжич… – процедила сквозь зубы травница. – Охотится в наших лесах вздумал. Отваживал-отваживал его волхв, чтобы наших волков не резал, я ворожила, да коней неживой водой поила… всё равно сюда возвращается, будто мёдом ему тут помазано! Ссскотина…

Я удивлённо покосилась на нацепившую фальшивую улыбку знахарку и перевела взгляд на подъезжающего княжича. Он явно не спешил, заставил коня своего степенным шагом идти, чтобы мы успели вдоволь налюбоваться его неземной красотой и преисполниться раболепия перед ним, прекрасным. Правильные и острые черты лица, спокойные серые глаза и рассыпанные по плечам светлые волосы производили бы приятное впечатление, если бы не снисходительная брезгливая усмешка. Шикарный, расшитый золотом и мелким речным жемчугом кафтан казался слишком щегольским для охоты.

Сопровождающие княжича потихоньку стали тянуться за ним, как стадо овец за бараном. Одеты остальные молодцы были победнее и по-практичнее, без каких либо особых изысков и абсолютно одинаково. В одинаковой одежде и с одинаковой стрижкой, все ребята выглядели как тридцать три богатыря с батькой –княжичем во главе. Но моё внимание привлекли не они.

Едва не открыв рот от удивления и восхищения, я любовалась самым первым, не в силах отвести от него заворожённого взгляда. Честно говоря, такого красавца я никогда не видела! Такая гордая посадка головы и грация движений встречается только у самых благородных особей. А глаза?! Они меня покорили навек…

– Любава, – чуть хрипловато выдохнула я, пихая подругу локтем в бок. – Посмотри, какой красавчик! Никогда таких не видела… – восхищённо продолжила я, даже не подумав понизить голос, так что меня слышали все молодые охотники. Княжич смерил меня холодным взглядом и брезгливо улыбнулся. – Как ты думаешь, сколько ему лет? Правда, он бесподобен?

Травница недоуменно покосилась на меня, не переставая улыбаться, хотя у меня от её гримасы зубы ныли. У княжича, надо полагать, тоже. Иначе с чего бы это его так перекосило? На лице девушки отразилась глубокая задумчивость, она непроизвольно передёрнула плечами. Видимо, Любава пыталась решить для себя сложную дилемму: как ей и на вопрос правдиво ответить, и меня не обидеть. Наконец что-то для себя решив, она осторожно произнесла:

– Конечно, он действительно красавец, с этим трудно поспорить, но на мой взгляд… – тут знахарка осеклась под моим возмущённым взглядом и поспешила ответить на конкретный вопрос: – Ну, лет двадцать – двадцать пять…

– Сколько? – я ошалело вытаращилась на Любаву. – Столько не живут!

Теперь уже травница непонимающе на меня смотрела. То, что мы явно говорим о разных вещах, до нас дошло почти сразу. А вот милая компашка княжича с интересом прислушивалась и разглядывала меня со странным любопытством.

– Любав, ты про кого говоришь, – наконец вкрадчиво осведомилась я.

– Про княжича. А что?

– А я тебя про коня спрашивала!!! – рявкнула я на озадаченную девушку. След за моей репликой грянул дружный ржач: ржали и кони (умные, однако, животинки), особенно, кстати старался вороной жеребец княжича, и люди, причём многие добры молодце – гораздо громче своих скакунов.

Холёное лицо княжича пошло красными пятнами, глаза потемнели от гнева. Одним коротким взглядом пообещав мне мучительную смерть (ой, боюсь, боюсь…) он попытался взять себя в руки и повернулся к травнице.

– Здрава будь, ведьма, – относительно спокойно приветствовал знахарку юноша, одновременно недовольно косясь на наглую меня, вздумавшую без разрешения погладить вороного по кротко обрезанной гриве. Порывшись в кошеле, я извлекла небольшой сухарик, облепленный мелкими травинками и испачканный соком ягод. Я протянула это сомнительное угощение коню, и он его, к моему огромному удовольствию, мгновенно схрумкал. Бархатистые губы щекотнули ладонь, коник возмущённо куснул пальцы, требуя добавки. Я рассмеялась и снова потрепала его по шее. Княжич скрипнул зубами и резко дёрнул поводья.

– И ты не болей, сын княжий, – с нехорошей усмешкой отозвалась девушка, мрачно посверкивая ледяными глазами. Хотя Любава и утверждала, что не обижается, когда её называют ведьмой, она всё-таки довольно сильно этим раздражалась. Вот и сейчас, она говорила с молодым человеком немного резче, чем следовало. – Волки у нас не балуют, так что поворачивай-ка ты обратно, княжич, не будет тебе у нас охоты. Не теряй у нас времени, а трать ты свою молодость лучше на пиры разгульные да праздники громкие. Друзья твои тоже так думают, хоть их послушай… Блондин скривил губы в снисходительной усмешке:

– Мы останемся у вас на праздник Купалы, ведьма, – он нагло сверкнул глазами, словно предлагая попробовать ему это запретить. – И ты не представила мне свою спутницу, ведьма.

– Не принято нечисть представлять, княжич. – безмятежно отозвалась я. Нет, всё-таки какая же это заразная штука, древнерусский слог! – Захочу, сама назовусь, не захочу – и боги имени моего не откроют…

Княжич молча развернул коня и махнув своим соратникам поскакал к мосту чрез реку. Я проводила его неприязненным взглядом, ласково пожелав навернуться с коня и переломать себе все кости.

– Зря ты так, – упрекнула меня знахарка. – Он теперь всю деревню опросит, твоё имя выпытывая.

– Зачем ему? – удивилась я. – Или дело принципа?

– Знающий имя духа нечистого, повелевать им способен, – серьёзно отозвалась девушка. – А такая редкостная сволочь… ох, извини…

– Да ладно, – успокоила я подругу, – ругайся на здоровье. Я и не такие слова знаю, так что не думай меня удивить.

– Да ну? – скептически хмыкнула травница, посматривая на меня со странным интересом. – И какие же?

Я сказала какие, завернув для начала трёхэтажный оборот с чердаком и подвалом. Любава, задумчиво грызшая сухарик, поперхнулась и долго кашляла, не помогло даже стучание по спине.

– Хватит, – наконец слабо выдохнула она, пытаясь отстраниться от меня. М-да, кажется я снова удивительно точно вписалась в пословицу про дурака и молитвы. Я виновато кашлянула и спрятала руки за спину.