Джезебел Морган - За третьей гранью

Очередную подлянку нам подкинул не желающий заводиться двигатель. Ларк упорно щёлкал кнопками, красочно обещая непонятливой технике много запоминающихся мгновений. Весь остальной экипаж, включая непоколебимую Рейдж, начал впадать в панику. Наконец корабль проникся важностью момента и медленно оторвался от земли. Ларк испустив радостный вопль, схожий с индейским боевым кличем, послал звездолёт круто вверх. Всех, кто не успел за что-нибудь уцепиться, потащило в противоположный конец корабля. Раздались на удивление слаженные гневные вопли, я даже немного удивилась такой согласованности.

Звездолёт взмыл над бушующей стихией, обиженно свистящей ветром ему вслед. Некоторое время нам приходилось лететь сквозь неплотную завесу песка, которая с высотой постепенно рассеивалась. Покинув атмосферу, звездолёт немного сбавил скорость, и я смогла полюбоваться прекрасным видом песчаной бури из космоса.

– Эх, а самокрутку-то я свою там забыл, – сокрушался Ларк.

– Так слетай и подбери, – желчно посоветовала Рейдж, потирая ушибленную руку, – если над ней ещё бархан не намело. Только высади нас сначала на обитаемой планете с крупными городами и хорошими гостиницами. А мы уж тебе шикарнейшие поминки устроим!

Парни выразительным сопением поддерживали ликвидатора, не решаясь высказаться вслух. Мол, и поминки устроим, и отпевание…

– А мы снова ведь не полетим сквозь чёрную дыру? – жалобно спросила я, с обречённым ужасом наблюдая, как мы подлетаем к воронке. Нестройное хмыканье было мне ответом.

Я с трудом разлепила глаза, заставляя себе проснуться. В комнате было сумрачно, прохладно и тихо, только равномерный шёпот ветра за окнами скрашивал неприятную тишину раннего утра. Я перевернулась на другой бок и попыталась закутаться в тонкую простыню. Теплее не стало. Плюнув на неудавшуюся попытку поймать сон за хвост, я села на печи, растирая ноющие плечи и жалея, что не могу дотянуться до спины. Спасть на жёстком я не любила, а поверхность печи, с виду гладкая, оказалась на поверку очень неровной, острые углы всю ночь впивались то в спину, то в бок. Соответственно, и сны мне снились не очень приятные, мутные; такие, что сейчас я не смогла бы вспомнить их даже при всём желании, но мерзостное ощущение они всё же на память о себе оставили.

Неловко спрыгнув с печи на пол, я едва устояла на затёкших ногах: чуть не упав, я поспешила схватиться за прибитую к стене полку. Та опасно покачнулась, её маневр поспешили повторить многочисленные баночки, с тихим звяканьем сталкиваясь выпуклыми бочками. Я представила, как они с дьявольским грохотом дружно навернуться вниз и что мне потом выскажет Любава, и поспешила отцепиться от столь подозрительной опоры. Зря поспешила. Слишком сильно оттолкнувшись от полки, я неловко покачнулась и с размаху села на пол, сопроводив это несколькими очень ёмкими словами.

Оглядевшись, я вытащила из-под лавки свои несчастные сапоги и не вставая с пола натянула их на ноги. На лавке лежал нож, со скрытыми лезвиями, и несколько свистнутых у вампира монет. Шорты Любава сожгла ещё вчера, вместе с груботканной рубахой. Я с трудом встала и повертела в руках своё «грозное» оружие. Спала я в сорочке травницы, а она мало того, что выше меня, так и в плечах шире, и ночнушка её болталась на мне… примерно так же, как доспехи викинга на Брунгальде. Карманов, естественно, специально для меня в ней не предусмотрели. Положив нож на стол, я выползла на крыльцо на подгибающихся ногах. Нет, определилась я, спать на печи мне определённо не нравится. Но на полу, наверное, было бы ещё хуже, учитывая, как похолодало к утру. Но именно такие варианты предложила мне вчера вечером травница, поэтому пришлось выбирать меньшее зло. Которое, как я и опасалась, оказалось двойным.

Снаружи толстые деревянные стены не приглушали равномерный шелест, как я думала листьев. А оказалось – дождя. Низкие, мглисто-серые тучи сплошной пеленой затягивали небо, превращая раннее утро в поздний вечер. Упругие струи звенели по засохшей, изголодавшейся по воде земле; жизнерадостно зеленели листья и травы, с которых дождь смыл налёт серой невесомой пыли. Не менее жизнерадостно выглядела и танцующая под яблоней босоногая волхида. Кому как не дочери природы радоваться дождю, принёсшему возрождение?

Я улыбнулась и высунувшись из под навеса подставила лицо холодным каплям, смывающим остатки сна. Чистые капли скользнули слезинками по щекам, щекотнули кончики растянутых в безмятежной улыбке губ… и тут какой доброжелатель устроил мне душ! С листьев росшей перед крыльцом яблони сорвались тысячи капелек, большинство обрушилось мне на голову, а часть стекла за шиворот. Я зашипела и отшатнулась под навес, стряхнув с лицо крупные капли, полная ярости повернулась к Насте, с счастливом писком виснущей на одной из веток.

– Лиса-Лисонька, – чирикнула она, подпрыгивая на месте и размахивая руками, – а сорви мне яблочко! Это она так яблоки рвала? Ну надо же…

Я кисло покосилась на зелень ветвей, затем на умоляющую мордашку волхиды. Тяжело вздохнув, я подошла к резным перильцам:

– Которое? – уныло уточнила я. Настя радостно ткнула пальцем куда-то в крону. Подняв взгляд, я удивлённо присвистнула, едва разглядев довольно крупное яблочко, спрятавшееся среди блестящей листвы.

Примерившись, я вскочила на перекладину, придерживаясь за столбик перил, раскинула руки, балансируя на тонкой дощечке, надеясь, что она не переломится под моим весом. Утвердившись на этой жёрдочке, я снова обхватила рукой столбик и, подпрыгнув, вцепилась в нужную ветку.

Распахнув от удивления глаза и рот, в которой попадали крупные капли, Настя с восхищением следила за моей великой битвой с несговорчивой яблоней. Я шипела, плевалась, опускала голову, когда на меня обрушивался дождь ледяных капель, но ветку не отпускала. Зато пришлось отпустить столб, чтобы дотянуться до вожделенного волхидой яблока. Уже схватившись за него обеими руками, я поняла, что опираюсь на тонкую перекладину только носками сапог, и стоит мне отпустить ветку, как я полечу вниз. И именно в этот момент под пальцами хрупнул тонкий черенок. Отпущенные ветки хлестнули меня по лицу, яблоня мстительно окатила меня напоследок душем, и я не успев ничего понять полетела вниз. Кстати, я упоминала, что рядом с крыльцом земля довольно каменистая?

– Ллеший! – выругалась я и с мрачной миной сунула удивлённой Настасье яблоко. Рубаха неприятно липла к телу и холодила кожу, волосы облепили голову. Я обхватила себя руками за плечи, пытаясь согреться, и мрачно представила себе, как я выгляжу. Нужное сравнение нашлось практический сразу – мокрая облезлая крыса. Я раздражённо сплюнула и добавила: – Водяной и прочая нечисть! И все их родственники до седьмого колена… Нет! До двадцать седьмого!