Вероника Иванова - Узкие улочки жизни

Тёмные от падающей с неба воды пряди неравномерно постриженных волос. Бледное лицо, на котором ярче всех прочих черт выделяется прилипшая к губе и почти потухшая сигарета. Свитер крупный вязки, бесформенный и необъятный, балахоном висящий на узкой, как щепка, фигуре. Широченные брюки с накладными карманами, приляпанными к месту и не к месту, массивные ботинки со стальными накладками на носках, ядовито-жёлтый платок с набивными чёрными черепами, повязанный на левое запястье. В целом, получается нечто среднее между нонконформиствующим подростком и вечным студентом, лишённое внешних половых признаков. Знакомьтесь: госпожа Дора Лойфель, практикующий сьюп.

— Работала?

— Я же не могу позволить себе нежиться на пенсии, — привычно съязвила она, но тут же посерьёзнела: — Да. Только что.

— По делу Нейман?

Сигарета перекочевала в другой уголок рта.

— Понятия не имею. Имена меня не интересуют.

— Кларисса Нейман. Женщина, выбросившаяся из окна.

— А... Да, она.

— И каков вердикт?

Дора нахохлилась, как воробей, и посмотрела на меня снизу вверх:

— Тебе-то что?

— Хочу получить подтверждение собственным выводам. Или опровержение, тут уж как кости лягут.

— Верно говорят: полицейским родился, полицейским и умрёшь, — с высоты прожитых тридцати пяти лет глубокомысленно заключила госпожа Лойфель. — Задело за живое?

— Скорее, за мёртвое.

— Нарочно интригуешь?

Рассказывать всю подоплёку заинтересованности я не стал бы и самому близкому другу, а уж для давней соперницы хватит и намёка:

— Я прохожу свидетелем.

— Выброса, что ли? — хихикнула Дора.

— Обстоятельств, предшествующих самоубийству.

— Ага! — Она ткнула указательным пальцем мне в грудь. — Читал уже?

— Только косвенные улики. Но поскольку твоё мастерство, несомненно, выше моего, я...

— Льстить ты не умеешь. А не умеешь, не берись.

Можно было бы пуститься в долгие и утомительные объяснения, что я, действительно, не умею льстить, поэтому озвучиваю свои настоящие ощущения, но зачем тратить время, если результат известен заранее? Дора отнюдь не кристально чиста и светла, и это ни для кого не секрет, а других мы меряем по себе, потому что иначе просто не получается. Человек, у которого рыльце в пуху, никогда не поверит в искренность собеседника. Обидно? Нет, прекрасно! Что может быть желаннее, чем спрятать свои истинные намерения от окружающих и тем самым сохранить крепость своей души в неприкосновенности? Только осознание бесконечной свободы. Я разучился скрывать свои мысли именно когда понял: они не нужны никому, кроме меня. Да и мне не особенно.

— До, я не льщу. Я обращаюсь к тебе, как к высококлассному специалисту. За консультацией.

— Консультации никто не проводит бесплатно, Джек.

— Какова цена?

Она перестала жевать кончик сигареты и взглянула на меня глубокими омутами болезненно блестящих глаз:

— Есть кое-что, от чего я бы не отказалась.

Обычно когда женщина произносит подобную фразу, речь идёт только об одной возможной услуге, на которую способен мужчина. Но в случае госпожи Лойфель глупо было бы предполагать требование интимной близости. Хотя бы потому, что в постели Дора предпочитает партнёров своего пола.

И всё же, её голос подрагивает именно так, будто нам предстоит быть вместе. Или очень-очень близко друг к другу.

— Ммм?

Дора тряхнула мокрыми волосами:

— Так что ты хочешь знать?

— Касательно платы...

— Позже.

— Хорошо, — внезапный уход от темы показался мне странным, но с желаниями женщины невозможно, а главное, бессмысленно спорить. — О чём думала фроляйн Нейман в последние минуты своей жизни? И главное, как думала?

Госпожа Лойфель разочарованно посмотрела на окончательно пришедшую в негодность сигарету и щелчком пальцев отправила поникшее табачное изделие на булыжники мостовой.

— Что мне всегда нравилось в тебе, так это твоя тяга к копанию в дерьме. Уж вроде бы всё ясно, а ты не останавливаешься, роешь пятачком своим, роешь... И ведь находишь то, что искал. Это очень полезное качество, Джек.

— Для кого?

— Для всех нас, — туманно ответила Дора, передёрнула плечами и спрятала ладони в рукава свитера. — Итак, о чём она думала...

На несведущий взгляд, наиболее удобным способом передачи ощущений было бы мысленное общение, но сьюпы считают иначе. Строить в сознании фразы, способные донести до собеседника закладываемый смысл без искажения — большое искусство. И ещё большая работа. Гораздо проще облекать образы словами уже за пределами сознания, в обычной устной речи. Тем более, сразу после завершения обследования места происшествия, когда всё в голове: и твоё личное, и наносное смешивается в единое варево.

— Мысли оригинальностью не отличались. Она сожалела, правда, очень вяло. Вообще по силе оставленных следов можно подумать, что женщина очень устала. Знаешь, бывают такие периоды, когда кажется: не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой... Вот и покойная была в примерно похожем состоянии. Все делала на полном автомате.

— Хочешь сказать, она без тени сомнения утром вошла в офис, подошла к окну, повернула ручку и...

— Примерно так. По крайней мере, ни на одном месте в комнате она подолгу не задерживалась, за рабочий стол не садилась, словом, времени зря не теряла.

— Шла на работу уже с оформившейся мыслью о самоубийстве?

— Похоже на то, — кивнула Дора.

Хм, хм, хм. Значит, событие, подтолкнувшее фроляйн Нейман к радикальному решению проблем, произошло вчера вечером, задолго до того, как женщина заснула. Если она вообще спала этой ночью.

— Она думала о причинах? Кого-то проклинала? О ком-нибудь вспоминала?

— Очень отрывочно. Слишком отрывочно, чтобы установить личности. Промелькнула тень вины перед кем-то, видимо, старшим по возрасту родственником или другом, были крохотные и крайне тусклые вспышки злости на кого-то ещё, но общий фон оставался спокойным и целеустремлённым.

Герр Краус и несостоявшийся жених вспоминались, скорее всего. Но почему так мало чувств?

— Повторялись какие-то определённые мысли?

Дора задумалась, уткнувшись подбородком в толстый валик воротника.

— Да, была одна, довольно забавная.

— Как звучала?

— «Не хочешь жить? Умри».

Она даже голосом разделила фразу пополам, на две смысловые части.

— Столь категорично?

— Удивлён?

Не особенно. Я прочёл на договоре примерно то же самое, но окрашенное несколько иначе. Вернее, по ритму вечерних мыслей можно было предположить другое эмоциональное состояние женщины: вчера Кларисса ещё не была готова выполнить полученный приказ. Стало быть, за ночь желание умереть прочно вросло в сознание фроляйн Нейман... Странно. Обычно хороший крепкий сон стирает следы обид и разочарований почти начисто, оставляя только горьковатый осадок в сердце. Она так и не заснула? И бессонная ночь превратила женщину в зомби, одержимого одной лишь мыслью? Жаль, я не спросил Берга, уж он-то точно по показаниям свидетелей должен знать, как выглядела умершая сегодня утром! Была ли она свежа или напротив, казалась усталой, с синевой под глазами и всеми прочими признаками отсутствия сна... Стоп. Что я успел углядеть за время телевизионной трансляции? Что меня поразило больше всего в позе самоубийцы? Руки, обхватывающие... Кстати, что у нас на руках? Ногти, разумеется. И ногти были блестящими. Точно! Определённо, на них был свежий маникюр, и это означает...